Онлайн книга «Берег удачи»
|
Фрэнсис Клоуд вздохнула и выпрямилась в кресле. — Понятно, — сказала она. — Растрата чужих денег. Или, если это неточное слово, нечто в этом роде. В общем, как молодой Вильямс. — Да, но на этот раз… Ты не понимаешь… ответственность несу я. Я пустил в дело фонды, которые были доверены мне на хранение. До сих пор мне удавалось заметать следы… — Но теперь все должно выйти наружу? — Если только я не смогу найти необходимые деньги, и притом быстро. Никогда в жизни он не испытывал подобного позора. Как она это примет? В данный момент она принимала это очень спокойно. Но, впрочем, подумал он, Фрэнсис никогда не делает сцен. Никогда не упрекает, не бросает обвинений. Подперев рукой щеку, она в задумчивости хмурила брови. — Как глупо, что у меня нет своих денег. Он сказал: — Существует твоя брачная дарственная запись, но… Она отмахнулась. — Я думаю, этих денег уже нет. Он промолчал. Затем сказал, с трудом подбирая слова, своим бесцветным голосом: — Мне очень жаль, Фрэнсис. Не могу выразить, как жаль. Ты заключила невыгодную сделку. Она посмотрела на него в упор. — Ты уже говорил это. Что ты имеешь в виду? Джереми сказал, преодолевая волнение: — Когда ты была так добра, что согласилась выйти за меня замуж, ты была вправе ожидать… ну, честности… и жизни без забот. Она смотрела на него в полном изумлении. — Постой, Джереми. Как ты думаешь, почему я вышла за тебя замуж? Он слегка улыбнулся. — Ты всегда была верной и преданной женой, дорогая. Но едва ли я могу льстить себя мыслью, что ты приняла бы мое предложение при… м-м-м… других обстоятельствах. Она с удивлением смотрела на него и вдруг разразилась смехом. — Ты глупый старый сухарь! Так вот какие романтические бредни скрываются за твоей внешностью невозмутимого законника! Так ты в самом деле считаешь, что я вышла за тебя в благодарность за спасение отца от этой волчьей стаи — от руководителей Клуба жокеев и прочих им подобных? — Ты так сильно любила отца, Фрэнсис. — Я была предана папе! Он был ужасно мил, и с ним было так забавно жить! Но если ты думаешь, что я могла продать себя семейному поверенному, чтобы спасти отца от того, что ему всю жизнь угрожало, значит, ты никогда меня по-настоящему не знал. Никогда. Она, не отрываясь, глядела на него. «Невероятно! — думала она. Прожить в браке более двадцати лет и не знать, о чем думает другой! Да и как можно было предполагать, что у него склад ума, такой не похожий на ее собственный. Он романтик, глубоко прячущий свой романтизм, но все-таки романтик. Все эти картины Стенли Уэймана у него в спальне. — Хоть они должны были надоумить меня. Дорогой мой глупыш!» Она сказала: — Я, разумеется, вышла за тебя потому, что любила тебя. — Любила? Но что ты могла найти во мне? — На этот вопрос я, право, затрудняюсь ответить. Ты был таким непохожим, так сильно отличался от всей папиной компании. Уж одно то, что ты никогда не говорил о лошадях. Ты и представить себе не можешь, до чего мне надоели эти лошади и разговоры о шансах на выигрыш кубка в Ньюмаркете. Ты пришел к обеду однажды вечером… помнишь? И я сидела рядом с тобой и спросила у тебя, что такое биметаллизм [1] и ты рассказал мне — действительно объяснил мне! Это заняло все время обеда. (Обеда из шести блюд — мы в это время были при деньгах и держали французского повара!) — Это, наверное, было ужасно скучно, — сказал Джереми. — Это было захватывающе интересно! Никогда никто до этого не разговаривал со мной всерьез. И ты был так вежлив, но в то же время, казалось, и не глядел на меня, и не думал о том, что я хорошенькая или миленькая. Это задело меня за живое. Я поклялась себе, что ты обратишь на меня внимание. Джереми Клоуд сказал угрюмо: — Я-то обратил на тебя внимание сразу. После того обеда, придя домой, я не мог уснуть. На тебе тогда было голубое платье с васильками… Минуты две они молчали. Затем Джереми сказал: — Ах, это было так давно… Она быстро пришла к нему на помощь: — А теперь мы — немолодые супруги, находящиеся в затруднительном положении. — После того, что ты мне только что сказала, Фрэнсис, мне в тысячу раз труднее… Этот позор… Она прервала его: — Давай сразу поставим точки над «i». Тебя могут обвинить, посадить в тюрьму… (Он вздрогнул.) Я не хочу этого. Я сделаю все, чтобы этого не случилось. Но не приписывай мне моральных переживаний и гражданского гнева. Я вовсе не из высокоморальной семьи, не забывай этого. Отец, хоть он и был милый человек, не считал за грех смошенничать. А Чарлз, мой кузен? Дело замяли, его не отдали под суд и сплавили за океан, в колонии. А мой кузен Джеральд? Этот подделал чек в Оксфорде. Но он отправился на фронт и был награжден Крестом Виктории за беспримерную отвагу, преданность своим соратникам и нечеловеческую выносливость. Я хочу сказать, что таковы люди — нет отвратительно плохих и ангельски хороших людей. Не думаю, что и сама я безупречна — я вела себя безупречно потому, что у меня не было соблазнов, не было искушений. Но есть у меня хорошее качество, и это — мужество. И еще (она улыбнулась ему) — я верный товарищ! — Дорогая моя! — Он встал, подошел к ней и, нагнувшись, коснулся губами ее волос. — А теперь, — сказала дочь лорда Трентона, улыбаясь ему, — давай обсудим, что же нам предпринять? Надо добывать деньги. Лицо Джереми снова окаменело. — Не вижу как и где. — Закладная на этот дом… О, понимаю, — быстро добавила она, — дом уже заложен. Как я глупа! Разумеется, ты сделал все, что мог, всюду, где было легко достать деньги, ты уже взял. Значит, вопрос о том, у кого можно взять в долг. Я думаю, возможность только одна. У жены Гордона — черноволосой Розалин. Джереми с сомнением покачал головой. |