Книга Обрученная смертью с драконом, страница 31 – Эля Шайвел

- Да конечно, мчится! Он же напыщенный дурак, трус и тиран! Даже не приехал со своим дурацким игнийским посольством посмотреть на меня, — в разговор вновь включилась Алесса.

- Не говорите так о нашем принце! — Наррет, всё таки, не выдержал.

- Ну а разве это не правда? Какой же он высокомерный, что даже не приехал сам к нам просить моей руки у отца, как положено по традициям! — кажется, Алессу прорвало. Раскрасневшись, девушка сыпала ядовитыми обвинениями:

— Он лишь со своим отчимом-тираном передал указания исполнить всеми богами уже забытую клятву доставить меня, как священную облачную овцу в свою Фотью (прим. у аэраттцев облачная овца — священное животное, имеющая особую шерсть нежно-голубого цвета), — сравнение с овцой меня рассмешило.

У Алессы даже ругательства милые! Меж тем, разъяренная девушка, всё ещё продолжала ругаться. Эк её задело.

- А я не хочу быть облачной овцой! Я хочу, чтоб меня будущий муж любил и уважал настолько, чтобы хотя бы до свадьбы имел совесть познакомиться со мной! Я не собираюсь выходить замуж за того, кого не знаю! — так вот почему она сбежала!

Оскорбилась, похоже, моя принцесса. Вот тебе и перестраховка от Аквалии и Террана!

У короля Аэратты, между прочим, руки и сердца её я, согласно обычаям, как раз таки, попросил. Но ей, видимо, этого не сказали. Я усмехнулся; Алесса от этого взбесилась сильнее.

- Чего ты скалишься, Татум! Что ты смешного услышал в моих словах? — я, неожиданно для себя, начал громогласно хохотать: уж больно комично выглядит ее обида на принца, который с ней «даже» не познакомился.

Да я через полстраны гнался за ней и у работорговцев её отбил, вот дуреха! Борв и Наррет, не знавшие как реагировать на несправедливые обвинения принцессы, при том, что я сохранял молчание, тоже подхватили этот смех. Принцессу это, конечно же, задевало всё сильнее.

— Чего вы ржете, как гиены в скалах? Идиоты, прекратите! Хватит хрюкать!

Но наш гогот уже нельзя было остановить. Алесса заподозрила неладное и, насупившись, отошла от костра. Застенчивые дети Ларры тоже заразились смехом, хоть и не понимали над чем мы все смеёмся.

Алесса, фыркнув, пошла осматривать лошадей разбойников, видимо ища свою. Когда я к ней подошёл, она разговаривала с серой кобылкой, сворованной ею в Найтри. За которую я, кстати, заплатил торговцам из соседней с таверной лавкой; не хватало еще невесты-преступницы.

- Вот ведь смешливые придурки, Темпе, — видимо так она назвала кобылку (прим. Темпе — со старо-имперского переводится как шторм). — Ичего они гогочут, что я такого сказала?

— Алесса, не обижайся, пожалуйста. Это просто нервы. Мы гнались за тобой от Найтри, но даже подумать не могли, что ты попадешь в такую передрягу. Когда мы вас вчера нашли, я пришёл в ярость от того, что с тобой хотел сотворить этот ублюдок. А теперь, когда гнев и ярость прошли, эмоции ищут выход.

- Пусть ищут в каком-нибудь другом формате. Мог бы, например, по-уважительнее со мной общаться, почему ты мне тыкаешь, солдат? Что за фамильярность! — обиженно проворчала Алесса, умилительно надув губки и отвернувшись.

- Потому что имею полное право, дорогая Алесса, называть тебя как захочу, — что-то она зациклилась на том, что я солдат. Не хорошо. Так она никогда не поймёт, кто я. Ну, может, пока и к лучшему.