Онлайн книга «Загадка неоконченной рукописи»
– Он не убивал. Но он делал другие вещи. И будет делать. Я не могу остаться. – Забери меня с собой. – Я не могу. – Почему нет? – выкрикнул он. Она притянула его ближе и крепко обняла, как будто он был ее собственным ребенком, и в этот момент позволила боли расставания захлестнуть сердце. У нее перехватило дыхание, глаза наполнились слезами. Ей стало грустнее, чем она могла себе представить, и неожиданно очень страшно. Спустя некоторое время она смогла прошептать: – Я бы очень хотела объяснить, но ты еще очень маленький, да и вообще, у меня просто нет слов. – А Вайоминг далеко? – Да. – Ты когда-нибудь вернешься? Она запнулась, потом едва слышно выдохнула: – Нет. – И мы больше никогда не увидимся? Она отстранилась, чтобы видеть его веснушки, его запачканное лицо со следами слез. – Увидимся. Только не здесь. – А где? – Я не знаю. – Так откуда ты знаешь, что мы увидимся? Дженни подумала про Пита и про то, как он появился как раз тогда, когда она теряла последнюю надежду, и ощутила внезапную уверенность. – Потому что знаю, – тихо сказала она. Он, казалось, перестал дышать. – Это будет сюрприз. Ты не будешь ждать меня, и тут – бах! – и я тут. Честно. Так все и будет. – Может быть, на следующий год? Или когда я вырасту? – Кто знает. – Она смахнула большими пальцами слезы с его щек. Его глазенки неожиданно загорелись. – А когда это случится, мы сходим с тобой в «Чак и Чиз»? Она кивнула. – Здорово! – разулыбался он. И запрыгал прочь. – Ну, я пошел. Дженни смотрела, как он бежит по улице, унося с собой маленький кусочек ее сердца. На какое-то мгновение ей стало мучительно больно, и только большим усилием воли она смогла справиться с этим. Потом, позволяя себе думать только о хорошем, она направилась в магазин. Она купила картошки, морковки и тушенки. Она купила рисовые хлопья. Решив сделать широкий жест, она купила для себя и Пита несколько упаковок готовых завтраков. Потом подумала и ради еще более широкого жеста взяла еще две, чтобы оставить Дардену. Потом прихватила еще пакет крендельков. – У тебя что, вечеринка? – спросила Мэри Маккейн, пробивая чек. – Может, и так, – улыбаясь, ответила Дженни, перекладывая сумку из руки в руку. Мысль о том, как она пойдет за Питом на край света, не давала улыбке сойти с ее лица большую часть пути до дома. Только когда дом уже стал виден, хотя и издалека, к ней в душу вновь закралось сомнение. Она ускорила шаги. Беспокойство возрастало. Она перехватила сумку поудобнее и перешла на трусцу. До поворота на боковую подъездную дорожку она практически добежала и даже когда увидела рядом с гаражом мотоцикл, ей не стало лучше. Она успокоилась, только зайдя в кухню и увидев Пита, стоявшего у плиты. Она обессиленно прислонилась к стене. Он сразу все понял. – Ты решила, что я уехал, – сказал он, забирая у нее сумку. – Но я никуда не делся. Я же тебе сказал. Я никуда не уеду без тебя. Почему ты никак не можешь в это поверить? – Потому что я до сих пор иногда не верю, что ты настоящий. – Разве я не похож на настоящего? – Похож. Он притянул ее руку к своей груди. – Ты чувствуешь, что я настоящий? Она ощутила биение его сердца. Кивнула. – Ну и? «Расскажи ему, Дженни. – Не могу. – Расскажи ему все. – Я не могу так рисковать. – Он тебя любит. – Но достаточно ли сильно он меня любит?» Она закрыла лицо руками. Он отвел их, прижал ее к груди и сказал, зарываясь лицом в ее влажные от пота рыжие полосы: – Я сварил горячий шоколад на завтрак, чтобы проснуться, но на улице уже тепло. А тебе, по-моему, нужно что-нибудь прохладное. – Я больше всего на свете люблю горячий шоколад. – Я догадался, – сказал он с такой улыбкой, что ее колени подогнулись, а мысли окончательно перепутались. – Я нашел в буфете три банки. – Я бы выпила немного. – Тебе не слишком жарко? Она потрясла головой, села за стол и, ожидая шоколада, представила, что за окном идет снег. В первые месяцы после смерти матери Дженни жила в основном в кухне, в комнате для гостей наверху и на чердаке. Дон нанял кого-то оттереть кровь в большой комнате, но она все равно не могла находиться там, а спальни и сами по себе были ужасны. Только когда пошел третий год заключения Дардена, она снова смогла спать в своей комнате, и то только после того, как выскребла всю спальню от пола до потолка. Даже теперь, спустя шесть лет, она старалась лишний раз не заходить в большую комнату. Дважды в год она убиралась в родительской спальне. Все остальное время она держала дверь и нее закрытой. Днем во вторник она широко открыла ее, затащила туда ящики, которые были приготовлены в гараже, и заполнила их охапками вещей матери. Она не стала ничего аккуратно складывать и ни разу не остановилась, чтобы рассмотреть или припомнить что-нибудь. Когда первая коробка была набита, она закрыла ее и перешла ко второй, потом поспешила к третьей, и все это время не переставала проклинать Дардена за то, что он не захотел делать этого сам, хотя бы для того, чтобы попрощаться таким образом с женой. Конечно, он хотел наказать этим Дженни. Она это понимала. Это было продолжением все той же изощренной стратегии, выдуманной им, которая была призвана постоянно напоминать Дженни о ее вине и до этого момента прекрасно работала. Даже торопясь изо всех сил, даже отказываясь взглянуть хотя бы на одну кофточку, комбинацию или юбку, даже несмотря на долгие разговоры с Питом и принятое решение, она все равно чувствовала стыд, боль и раскаяние. Но вдруг это прекратилось. Ее разум возмутился и захлопнулся. Стыд, боль, раскаяние – она упаковала их вместе с последними материнскими вещами, закрыла коробку и пошла дальше. Ванна была полна пахнущих сиренью пузырьков. Они клубились в воде, как кучевые облака, над поверхностью которых торчали только голова и колени Дженни. Она сидела с закрытыми глазами, пока не услышала шаги Пита. – Привет, – сказал он. Она смущенно улыбнулась, потому что он был с головы до ног мужчиной, а это было все еще так ново для нее. – Все в порядке? – Странно себя чувствую, – кивнула она. – Грустно уезжать? |