Книга Хозяйка пельменной: накормить дракона!, страница 57 – Лена Мурман, Ева Мир

— Э-э-э, стойте! — протянула я, оглядываясь по сторонам. — А как же не спать всю ночь и молоть муку? Кто мне будет показывать новый агрегат?

Ответов не последовало. Широкая спина каменщика исчезла за дверью в лавку. Сбежал без объяснений! В этом мире так принято?

— Как так-то? — растерялась я. — У-у-у, конспираторы! Я тогда сама догадаюсь и дофантазирую, что у вас была любовь-морковь, но невеста сбежала со свадьбы, потому что жених изменил ей с заезжей профурсеткой.

— Ну нет! — приглушенно донеслось из ванной. — Еще чего!

Каменные стены хорошо съедали слышимость и недовольство новой подруги. К тому же зажурчала вода, но Лина и не подумала остановиться, протарахтела:

— Этот гад — сосед мой… — разобрала я, а дальше послышалось странное: — Он коня все детство не стирал!

Я непроизвольно захлопала ресницами — часто-часто.

— Чего? — переспросила я и прижалась ухом к двери в ванную. — У него есть конь?

— Про огонь вообще молчи! — теперь слова Лины звучали более четко. — Когда я по совету матушки вышила дорогому соседушке кошель и подарила на весенний праздник, он сказал, что его лучше сжечь в драконовом пламени! А потом улыбнулся во весь рот, противно так, как он умеет, и заявил, что у меня волосы жгутся похлеще любого огня. Я тогда сбежала, краснючая, как помидор. И больше с этим задавакой не разговаривала.

— В детстве? Так сколько лет-то прошло, — попыталась я ее вразумить.

— В детстве он меня задирал! — рявкнула Лина. — А с кошелем года три назад дело было… А обидно до сих пор!

Ах вон оно что!

— Ну теперь-то мне все понятно, — пробубнила я под дверью и отправилась укладывать Дина спать.

Похоже, Лина и Курт давненько друг к другу неравнодушны, только не догадываются об этом. Ну ничего, как говорится, совместный труд для моей пользы придется обоим как нельзя кстати.

Ночью я не сомкнула глаз, спустилась в свой новенький мукомольный цех по соседству с амбаром и развлекалась, подкидывая зерно в жернова. Как только механизм начинал буксовать, я обеспокоенно махала над ним руками и уговаривала:

— Ну миленький, ну еще капельку!

И он слушался, снова разгонялся, будто ветер над домиком вторил моим движениям и крутил небольшие деревянные лопасти, выведенные наружу.

Мне казалось, что я танцовщица на сцене камерного театра! Поскрипывание крошащихся зерен превращалось в совершенную музыку. Мучная пыль — в эффектную туманную завесу. И я растворялась в дивном завораживающем представлении. Очнулась только к утру, когда закончились пустые мешки и ужасно захотелось пить.

Рядом сидела Вишня и аккуратно трогала меня лапкой за подол платья.

— Ух, ничего себе! — выдохнула я, отирая лоб тыльной стороной ладони. — Заработалася я. Вишенка, и давно ты тут?

Крольчиха будто поняла, пискнула и запрядала ушами, поманив меня наверх. Я последовала за ней и, как была: растрепанная, во вчерашнем платье, после ночной смены — выбралась в лавку.

Незапертые с вечера ставни впустили в дом ночную прохладу. Я передернула плечами и вздрогнула, да к тому же внезапно обнаружила у прилавка посетительницу.

— Доброе утро, — робко произнесла пожилая женщина. Она была вся в черном, и я не сразу заметила ее в густо-синих утренних тенях. — У вас открыто, и я вошла.

— Все верно, мы уже открылись, — не растерялась я.

Я выглянула в окошко. Рассвет уже занялся вовсю, но Кантилевер просыпался медленно, неохотно.