Онлайн книга «Выскочка из отморозков»
Юля лечила. Доставая осколки, уговаривала потерпеть боль. А после каждого такого случая долго отходила. Курила молча, взатяжку. И все ругала жестокую чужую войну. — Ребята! А я вон за той расщелиной «духов» видела. Пошла по воду, они по ущелью тихо, осторожно идут. Может, их разведка? Не успела умолкнуть, пуля над головой просвистела коротко. — Ложись! А через час все четверо лазутчиков оказались в руках десантников. Двое из них были уже мертвы. — Они в трех шагах от меня прошли. Не заметили. Иначе пристрелили б, — запоздало поняла Юлька. — Больше одной никуда не выходить! — строго глянул на медсестру командир роты. — Есть! — ответила Юлька, но никто ей не поверил. Да и куда деваться, если в ущелье приходилось спускаться за дровами и водой по многу раз на день. Десантники в иные дни выматывались так, что сама смерть показалась бы наградой. — Юля! Я тебе маков принес. Только тебе! Поставь их в воду! — отдал Герасим большой букет девушке. Юля сама зарделась как маков цвет. Букет определила в ведро. — Мне еще никто цветы не дарил, — призналась тихо. И посмотрела на Герасима выжидающе. Вечером они пошли погулять по ущелью. Вниз не спускались. Сидели над обрывом, тесно прижавшись плечами, разговаривали шепотом. — А я сегодня письмо получил из дома, от своих. У нас уже посевную закончили. Даже дома управились с огородом, Мамка ждет меня домой к сенокосу. Я не знаю сам, когда отпустят. И вообще вернусь ли. А мама пишет, что уже готовится к моему возвращению. Даже одежду присматривает. — Наверное, хорошо иметь добрую мать? Такую, что всегда ждет? — спросила Юлька. — У меня она одна. Других не знаю. Свою, конечно, люблю. — Гера, ты только ее любишь? Парень обнял Юльку, гладил лицо, волосы, плечи. — Вот закончится эта бойня, поедем ко мне в деревню. Она не очень большая. Но есть там речка и лес, луг и озеро. И люди наши хоть бранятся, хоть женятся, все делают в полный голос, никого не опасаясь и не боясь. Тебя тоже признают своей и мама, и братья. Они у меня сердечные, теплые, хитрить не умеют. — А ты предупредишь их? — Само собой… — Расскажи мне о своих, о каждом. И о доме тоже, — попросила Юля. Она слушала его, прикрыв глаза, и улыбалась. Юлька перила, что скоро у нее появится семья — муж, его мать, братья. И она будет там своей, а не приемышем, взятым из жалости. В том доме ее будут любить как родную. Это так здорово! А за окном, на большой березе, всю весну станет петь соловей. Юлька прижалась к Герасиму. — Только бы выжить и дожить! — вырвалось невольное. — Не бойся! Доживем! Судьба никогда не дарит случайных встреч. — А как же тогда с Федей так случилось? — Успокойся, девочка! Война — мужская работа. На это время отбором правит судьба. — Что, если и в этот раз кто-то из нас погибнет? — дрогнула Юлька и добавила: — Я не переживу. Уж лучше с этого обрыва головой вниз. Сколько же можно испытывать человека? — Не думай о плохом. — Это после Феди. Боюсь за тебя… — У каждого своя жизнь. Она чужую не повторит. — Гер! У нас в детдоме была старая нянечка. Мы все любили ее. Знаешь, она войну пережила, бомбежки, оккупацию. И даже когда бомбы летели с самолетов, не пряталась в подвале, как соседи. Садилась за машинку и шила. А рядом ставила икону Спасителя. Поверишь, не только на ее дом, даже поблизости ни одна бомба не взорвалась. А все потому, что верила и очень нужна была детям. — Тогда чего сама дрожишь? — Разумом все понимаю. А душа трясется, Так неохота умирать… — Держись. Осталось немного. Не ругай и не кляни войну. Ведь если б не она, мы с тобой не встретились бы и никогда не узнали друг друга. — А ты прав! — согласилась Юлька, подумав. Сколько вечеров и ночей провели они вместе. Обговорили наперед все. Распланировали свою жизнь на десяток лет вперед. Каждый шаг обсудили. — Я матери о тебе написал. Она братьям рассказала, теперь ждут нас обоих. Так что должна знать: ты — семейная! Жена, дочь, сестра и молодая хозяйка в доме! — Скорее бы это случилось въявь… Душманы… Эти жалости не знали. Юлька снилась по ночам, Она все еще мечтала стать женой, иметь семью и рожать детей, растить их вместе с Герасимом. Она обнимала его за шею, просила не забывать. Каким тусклым и злобным показалось ему после смерти Юльки небо. Да и сам Афган, пропахший кровью, казался адом на земле. Когда снаряд разорвался в расположении десантников, а Герасим, вернувшийся из распадка, увидел, что случилось, и впервые пожалел о том, что остался живым… Вконец сдали нервы. И в госпитале, и уже дома Герасим подолгу сидел в молчаливом оцепенении. Он забывал обо всем, возвращаясь памятью в Кандагарское ущелье. Ох как много отняло оно у него!.. — Сынок, Гера, мужики тебя вдут на покос! Поезжай, родимый! Проветри память и душу, — советовала мать неназойливо. Свои, деревенские, простые люди вытаскивали Герасима из воспоминаний, стрессов и депрессии. — Слушай, Герка, закинь ты чужие края вспоминать! Далеко они остались. И без надобности всем. Ты вот лучше на своих глянь! Какие бабы! А девки! Идет, а под ее ногами земля трясется. Сама — кровь с молоком! Что сиськи иль жопу у иной всей мужичьей частью деревни не обнять! Что гам танк! Наши бабы его голыми руками удержат. Потому что каждая из них — сущая вездеходка, землепроходимка. Они хоть с косой, хоть с конем справятся. А морды какие! Ты только посмотри! Толще свинячьей задницы! Такую ни одной паранджой не прикрыть! Верно иль нет? Это ихние бабы рыла прячут. Знамо дело, не с добра! Коли поднимет то рядно, истинно мартышка с-под него покажется. Как глянешь на такую, до конца жизни в койке ссаться станешь. Не то про хер, забудешь где и для чего он рос, душу потеряешь со страху навовсе. — Это что! Во я по телику видел, как ихние бабы требухой трясут и жопой пляшут. Ну, скажу тебе, Герка, это они не с добра такое творят. Видать, харчатся хреново, раз выкидывают с пуза, дрожа малахольно, все, что там имеется. Ты только представь, если наши Акулина, Дашка иль Ксюха вот так же там гузном тряхнут? Глянь! Они же росточком почти со стог. А задницы — в баню не протиснут. Лавки жопами шутя крошат. Во! Подойдет наша королевна к ихнему султану да как тряхнет! Что от него уцелеет? Одна тюбетейка! А весь его гарем, что по-нашему — бардак, одной сиськой уложит наповал! Нашу бабу хоть дои, хоть запряги, все вынесет и стерпит, всюду справится. А ихних чувырлов только в отхожке держать для успешного просирания! — хохотали деревенские мужики, расшевеливая Герасима. |