Онлайн книга «Дуэль»
Осторожным охотником на промысловой тропе повел себя Фишка. Кто был организатором ограбления универмага? — спросила его Кравцова. — У нас нет начальников. Они — в зоне. Всяк сам по себе фартует. Так и мы. Леший какую долю себе оговорил? — огорошила вопросом следователь. Я сам по себе. Сколько бы взял, то и мое. Да не повезло, — вздыхал Фишка. — Это потому, что обязанником он стал у вас после того, как вы ему помогли из суда уйти? Освободил на этот раз от доли? — удивляла осведомленностью следователь. — Я к суду не прикипался! И чужое мне не клей! — испугался вор, вспомнив, сколько людей сгорело в пожаре. — Кто ж, как не вы, опытный вор, надоумили Клячу и Бурьяна спрятаться в гардеробной за полчаса до конца рабочего дня. Знали, не войдут туда продавцы. Летом там никто не переодевается. Но кто-то подсказал вам раздевалку. Сами о ней знать не могли, — говорила Ирина. — Кто мог надоумить? Сами. На то и фартовые, — смекнул Фишка, что не раскололись кенты, держатся молча на следствии. Но, глядя на Ирину, боялся внутренне: «Ох и неспроста эту Кравцову назначили следователем. Расколет она кентов по самые…» — С Фомкой на Печоре познакомились, в зоне? — продолжала допрос следователь. — Да. — Бурьян впервые с вами в деле? — Да. — А Кляча? — сыпала вопросы Ирина. — Первый раз. И в последний, — ответил, вздохнув. — Да, положенье ваше — сложное. Поджог суда вами и Фомкой уже доказан. Универмаг — довеском станет. «Значит, «вышка» обеспечена», — подумалось с грустью. И решил отмазаться, свалить все на Фомку. Мертвый кент — простит живого. Ему уже все равно. — Поджог суда расследуется не мною. Меня интересует лишь универмаг, — прервала следователь Фишку. И задала очередной вопрос: — Сколько лет знаете Лешего и давно ли воруете вместе? — Я сам по себе. Никого не признаю. — Сам по себе, а почему в универмаг вчетвером заявились? Почему не сам по себе? Молодых в делах учил? — Сами навязались. Хавать всем охота. — Почему не Леший, а вы пошли в универмаг? — Причем Леший? Я захотел и возник. — Но сына своего он не каждому доверяет. Выходит, вы у него в чести. На особом счету. — С хрена ли загуляли? Да я взял, потому что вместе — проще. — В чем же? В убийстве? — усмехнулась Кравцова. — А разве тот легавый накрылся? — округлились глаза Фишки. — Да нет. Живой. Но покушение было. И бесследно оно не пройдет, — предупредила жестко. — Я его не хотел мокрить. Трамбовал, это верняк. Но и мусор махался. — А кто, как не вы, кричали, что этого легавого по-особому замокрить надо? Фомка уже был убит. А грубый, низкий голос — ваш. Значит, было такое намерение, умысел на убийство. — Да у меня при себе ничего не было. Чем бы я его размазал? — Вы судились пять раз. Дважды — за убийство, при ограблении. Удара вашего кулака по голове оказалось достаточно, чтобы умер сорокалетний здоровый человек. Там у вас тоже не было при себе оружия. — Кто ожмурить решил кого-то, о том не ботает. Тихо распишет, — оправдывался Фишка. Но через две недели долгих, утомительных допросов Кравцова выяснила многое. Лишенные общения меж собой, воры понемногу проговаривались. Особо молодые часто путались в показаниях. Кляча, поняв, что молчаньем ничего не добьется, а дело раскручивается, испугался, что кенты засыпят, взвалят на него все каленые, решил давать показания. К тому времени и Бурьян остепенился. Перестал оценивать Кравцову целиком и по частям — в денежном выражении. И, поняв, что хамство на следствии и на Шанхае расценивается по-разному, заговорил на человечьем нормальном языке. — Кто у вас был организатором ограбления универмага? — спросила следователь. Бурьян глянул на Ирину: «Красивая. Умная. Чистая. Кому-то женой станет. Любимой. Детей родит. Кому-то… Такие, как она, недоступны нам. Их не уговорить, не купить, не споить. Они не залапаны, не замараны никем. А ведь кого-то и она назовет своим. Но не его… А жаль…» — Кто в деле паханил? Наверно, я. Кто ж еще? — усмехнулся горько. — Борис, вы моложе всех… — У нас не годы в чести. Другое… — А чем другим вы отличаетесь? — спросила следователь. — Есть кое-что… — Ваш отец? Бурьян согласно вздохнул. — Вы знали, где находились ювелирные изделия в это время? — Нет. Иначе не попутали бы нас в раздевалке. — А ее вам кто подсказал? — Универмаг насквозь знаем, как маму родную. Зачем подсказывать? Сами вошли. Знали, что в ней уж полгода света нет. А в темноте, даже войди какая баба, не приметила б… — Но вы не нашли золото в сейфе, что стали бы делать дальше? — В подвал бы нарисовались. — И сумели бы туда попасть? — Как два пальца. С нами Фомка был, он — медвежатник, специалист по замкам и сейфам. Был… — Ну, взяли б это золото. Предположим, вы знаете, что воров стали бы искать. — Нас всю жизнь ищут. Убивают, сажают, а нас меньше не становится. Живем. Чтоб легавые с голодухи не сдохли. Даем им, падлам, работу и кусок хлеба. А они за то даже положняк не платят. Ведь если бы не мы, мусоров давно бы разогнали. Пахать заставили бы. А пока мы дышим, мусора — в уваженье, в почете. Чтоб им в параше ожмуриться! — пожелал Бурьян. — А почему у вас кличка такая? — Да хрен ли там! Меня никто своим не признавал. На рожу в детстве менялся часто. Лишь когда усы пробиваться начали, все увидели, что я в отца пошел. А кликуха еще до того приклеилась. Бурьян — ничейный сын. Так и осталась она при мне. Памятью, в наследство. Зарубкой, — помрачнел Бурьян. — А вы пытались порвать с Шанхаем? — Зачем? — Чтоб жить как человек. Ночами спокойно спать. — Туфта все это! Как жить? Как все вы? И это жизнь? Да я такого облезлому сявке не пожелаю, — сплюнул на пол Бурьян, забыв, что он не на Шанхае. Кравцова одернула его взглядом. Тот смутился, впервые в жизни покраснел до макушки. — А семью свою не думаете завести? — Семью? — Бурьян вперся глазами в грудь Ирины. Сглотнул горячую слюну, вздохнув прерывисто, сказал тихо: — Шмары в жены не годятся, а и путная за меня не пойдет. К тому ж нельзя нам жениться, закон не велит. — Эх, Боря, а ведь красивый парень. Хорошую девушку тебе, чтоб сильнее законов ваших стала. И жил бы счастливо, спокойно. |