
Онлайн книга «Заказанная расправа»
![]() — Можно взглянуть на документы машины? — попросил Славик и поинтересовался: — Кто из сыновей Николая Ивановича чаще других пользовался самосвалом? — Конечно, Сашка. Кирпич возил из Белоруссии в Москву. Перепродавал. Все хотел себе машину купить. Да только серьезные дела с пустой головой не делаются. А может, не везло ему, кто знает? — отмахнулся хозяин. Рогачев пришел к дому Сашки уже через полчаса. Двери ему открыла рыжеволосая зеленоглазая женщина в спортивном костюме и легких тапках. Узнав, что за гость пожаловал к ним, насторожилась. Погасли озорные огоньки в глазах: — Что он отмочил? — глянула умоляюще на Рогачева. Но тот уклонился от ответа, спросил коротко: — Он дома? — Где ж еще? Заходите, — пропустила следователя и вошла следом. Александр подгонял двери в спальне. Весь в опилках, стружках, как заправский плотник, он никого не ожидал и не оглянулся на вошедшего. — Эй, Санька! А ну иди сюда! — позвала жена. И, указав взглядом на следователя, спросила леденящим душу тоном: — Что отмочил, козел? Колись, шарамыга! подтолкнула к столу. — Ничего, нигде, — удивился Сашка. — Не суши мозги. Просто так следователи не приходят. Да еще из уголовного розыска! — Ни сном, ни духом! Сама знаешь — все дни дома, как сыч в дупле, сижу. Рогачев глянул на Сашку. Ирина Лапшина довольно точно описала его. — Нам нужно побеседовать с вашим мужем наедине, — сказал Рогачев женщине. Та сникла, спросив одними губами: — Что-то очень серьезное случилось? Славик слегка кивнул головой. Женщина вышла во двор. — Александр, когда вы в последний раз виделись с Евгенией? Той самой малолетней путанкой по кличке Мартышка? С нею и двумя ее приятельницами вы состояли в близких отношениях довольно продолжительное время. Только предупреждаю заранее, доказательств собрано достаточно. И говорить, что вы не знаете этих девиц, наивно и бессмысленно. Сашка смотрел на следователя тяжелым взглядом. Что-то обдумывал или вспоминал. Потом прорычал глухо: — Заложили, высветили, подставили суки! Ну, доберусь я до них! — Кому грозите? — усмехнулся следователь. — Знамо дело! Этим вонючкам! — у Сашки потемнели глаза. — Хватит звереть! Ваша песня спета! Кому бы грозить?! Убили девчонку, да еще ее подруг обвиняете? — Я никого не убивал! — Кто насиловал всех троих, измывался, доводя до полусмерти? Кто избивал малолеток так, что они на ноги встать не могли? Кто сожительствовал с ними, издеваясь над телом каждой? Кто грозил им расправой? Кто караулил их во дворах и подъездах и обещал урыть живьем? Кто заразил сифилисом? И, отправив на тот свет Евгению, изнасиловал ее уже мертвую? Кто отправил Ирину в вендиспансер? Или снова скажете, что не вы? Вас на самосвале не раз видели жильцы соседних домов и очень подробно описали ваш кожаный костюм и джинсовую куртку. Вас знают слишком многие. А потому отрицать свою вину — бессмысленно. Давайте собирайтесь, поедем в отдел! — потребовал Рогачев, вставая, и увидел, что лицо Сашки на глазах становится серым. От Лапшиной он слышал, что это признак приступа ярости, с каким Сашка самостоятельно справиться не мог. — Не убивал я никого! Хотя их всех размазать стоило, — еле продохнул сквозь зубы хозяин. — Вот там и выясним, кто в чем виноват. — Я не поеду в милицию. К вам стоит попасть, потом до конца жизни не очистишься! — упрямо не хотел вставать Александр. — Вас доставят! — Я понимаю! Вы пришлете свору своих легавых, ведь собраны улики… Но они — еще не доказательство! — Куда ж дальше? Вы грозили всем троим малолетним путанкам расправой! Тому есть свидетельница! Одна! Но живая! Вторая — мертвая! Со следами насилия, истязаний! Это ваша работа! Ваш почерк! — Я никого не убивал! Я оплачивал им все. И они были довольны! — Ложь! Они скрывались, прятались от вас. Убегали! Не хотели видеть. — Послушайте! Каждый в городе знает закусочную, где мы обедали. Там этих путанок — свора! Выбирай любую. Почему, если я такой плохой, эти трое дрались с остальными из-за меня? И сами разыскивали и вешались на шею? — Это ваши фантазии, — не поверил Рогачев. — Фантазии? А номера телефонов всех троих сучек? Сами дали! — Узнали по справке… — Я и сегодня не знаю их фамилий. Какая справка даст номер телефона по именам? В городе сотни Женек, Ирок и Наташ. — Значит, силой заставили сказать… — Чепуха! За такие деньги, какие давал им, я мог поиметь целый притон. И ни одна не вякала б обо мне хреново! Да и зачем мне убивать сикуху, если их по городу хоть бульдозером сгребай! На каждом шагу по сотне. Была б возможность со всеми справиться, — ухмыльнулся Сашка криво. — Почему избивали их до полусмерти? — У каждого свой кайф! Я не терплю ленивых и послушных телок. Мне с огоньком нужны, чтоб выли и стонали, извивались всем телом. Что толку иметь метелку — ленивую размазню. Пусть скачет, тогда сам загораешься, — поделился сокровенным. — Ну а если вас прижучат всем притоном, те, кого вы изводили? И тоже измесят? Они жалеть не будут! Душу на куски порвут за все пережитое! И за Женьку! Ее то зачем убили? — Женька? Это какая из них? — Вот эта! — достал фото Мартышки Рогачев. — Я вообще никого не убивал. А эту держал особо. Она была на десерт. Как вобла к пиву! — рассмеялся Сашка. — Таких не гробят, берегут. Морда у нее была корявой. Зато во всем остальном — буря! Умела любить, метелка! Когда меня раскусила, сама стала зверковать. Только суну ее в кабину, враз набрасывалась. Всего обгрызет, искусает, облапает да с визгами, стонами, криками. Едва зарулю с ней в кусты, она выскакивает, уже голая. И плевать ей, что кто-то увидит. Хоть весь город смотри! Я с нею чаще, чем с теми, виделся. Однажды средь ночи позвонил. Так Женька уже через две минуты в кабине была. Всего обласкала. Эх, если б жена такою была, ничего другого у жизни не просил бы! — вздохнул Сашка. — А сифилисом кто наградил всех троих? — Я у них был не единственный. Весь город! Но заразилась только Ирка! Это точно. Мартышка не болела. У нее бабьи дела пошли. Вот и решил с Иркой покувыркаться. Подвалил. А на третий день понял, что подцепил заразу. Стал лечиться срочно. Месяц в венеричке продержали, как в тюрьме. Жена в розыск подала. Ей и сообщили, куда загремел. Во где баба мне вломила! Думал — уроет! Так выходила, еле отдышался. Мало того, уйти собралась от меня. А кто я без нее? Вот и пришлось на мослы падать, умолять простить дурака. Просил, пусть тогда лучше убьет. Во всем покаялся. Сам рассказал, как что было. И поклялся завязать с сучней навсегда. |