Онлайн книга «Закон - тайга»
Плюгавый предложил в рамса. — Э-э, нет, по кайфу не хочу, — помахал пальцем перед усохшим мурлом кента. Тот осклабился: — Слабо? — Не слабо, козел! Не хочу! — А может, срежемся? На бабу? — Какую? — удивился Горилла. — На твою. Всего на ночь… Не рассчитал Плюгавый, не мог предположить. Горилла вмиг протрезвел. Взмах ладони. Плюгавый выкручивал рожу из кулака Гришки, а тот давил пальцами, что клещами. Дышать нечем. — Отпусти кента, Горилла! — потребовали подступившие фартовые. — Отвалите, падлы! — рявкнул Гришка. — Добром прошу, пусти! — потребовал медвежатник. И Горилла понял. Его подпоили, чтобы оттрамбовать. Если не хуже… Он отшвырнул Плюгавого и сказал: — Кто первый? Налетай! — но рванулся сам, не ожидая первого удара, на бывших кентов. Кулаки его молотами заработали. В ход шли ноги, голова. К нему никто не успевал даже прикоснуться. Надоело крошить поодиночке, сорвал дубовую лавку с гвоздей-соток, пошел ею махать. В бараке запахло кровью. Кто-то под шконку улетел, другой из угла отбивался, большинство из барака выскочили — кому невмоготу с кровавым рылом трамбоваться дальше. Иные на шконки убрались, пока ребра не все поломаны. — Кто еще? — озирался Горилла, когда последний фартовый свалился в проходе меж шконок. И вдруг почувствовал боль в плече… Старый мокрушник промахнулся впервые в жизни. Взял немного выше сердца. Метнул перо, но дрогнула рука. И промазал. Горилла двинулся на него. Мокрушник понял просчет и, зная, чем платить придется, долбанулся головой в окно, вылетел в него пулей. До глубокой ночи ждал Горилла, пока оклемаются кенты. Те подходили робко. Усаживались поодаль. Мировую Горилла не принял. Бутылку не тронул. Сказал громко: — Линяю от вас. Насовсем. В откол ухожу! Хотел вернуться. Но пропала охота! Гоните мою долю! И кранты! Завязываю с фартом. А какая падла сунется — калган на месте раскрою. Не приведи с бабой иль с детьми что утворите, всех размажу. Разом. Виноватого искать не стану! Усекли, заразы? Гони башли! Забрав со стола свою долю, рассовал деньги по карманам, за пазуху и пошел из барака не оглядываясь. Ольга не спала. Ждала его у стола. Едва вошел, навстречу встала: — Гришка, милый, что долго? — и вдруг нащупала прорезанный пиджак. Побледнела: — Кто тебя? — Упал, — слабо отодвинул жену. И предложил коротко: — Посумерничаем, кентуха? — Давай. Завтра выходной. — Она согласилась тут же. — Я башли принес. Свои. Моя доля. Детям надо. Они растут. Пусть в грамоту пойдут. В начальство. Чтоб в люди вышли. И жили б по-человечьи. Без нужды. Вот, возьми, — вытаскивал деньги на стол. — Прибери их. Детям сбереги. Хоть один прок будет от них. — Откуда взял? — изумилась баба. — Да не отнял, не убил, не ограбил. Мои они, от прошлого. Не мне, так все равно в пользу не пошли бы. Не в крови они, не заплаканы и не прокляты. Не бойся, — успокаивал Горилла бабу, испуганную, растерявшуюся перед кучей денег. — Бери. Да на детей трать. Чтоб лиха не знали. Прирос я к ним. Словно к кровинам своим. Они меня, корявого, отцом назвали, Сами. Это мне в радость. Знать, для них, чистых, не совсем уж я пропащий. Дети человека не по трепу, сердцем чуют. Ольга унесла деньги, сунула в сундук на дно. Когда вернулась, сказала, где спрятала. — Чего колешься? Я не прокурор. Помни, Оля, я фартовый. Не за башли спрошу. Они — пыль. Ты — моложе меня. Разлюбить можешь. Другого приласкать… — О чем ты, Гриша! — И баба, молчавшая о своем горе, призналась во всем мужику. — Не погиб, значит? А коль вздумает фраер вернуться к детям? — Да не нужны мы ему, Гриша. Ни дети, ни я. Когда уезжали, он мимо прошел. Не оглянулся, не спросил. Он даже адреса не знает. И я — не сума переметная. Ты мой муж. От него и сердцем отвыкла. А дети его совсем не знают. Чужой он им. Верно, правду говорят, не тот родной, кто родил, а кто выходил… — А что, если я детей на себя запишу, когда свободным стану? — Это тебе решать. Ты и незаписанный отцом стал. Вон как Нюрка тебя любит. Спать не хотела, тебя ждала. Сережка к ужину ждал. Переживали, — призналась баба. — Добрые они, путевые кенты… — Осек себя Горилла и поправился: — Дети, говорю, у нас с тобой файные… — У нас с тобой? Дети? — Ольга расплакалась на Гришкином плече. Кто-то называл его бандитом, вором, уголовником. А он ее ребятишек признал своими. Родной отец отказался. Не навестил. Забыл их. А Гришка родными считает. Вон в бараке был. А вернулся домой. К ним. В свою семью, лила баба на мужичье плечо слезы радости, А Гришка испугался — неужели опять обидел ненароком? И гладил спину, уговаривал: — Потерпи малость. Вот соскребу внутрях чертову шерсть, вовсе человеком заделаюсь. Ну, не все враз. Не торопи. Шустро дела делаются, да ходки длинны. Авось не вовсе я пропадлина. В ту ночь он много рассказал Ольге о себе, о своей неуклюжей, невезучей жизни. О кентах молчал. О себе — не утаил. Все, что можно было, поведал без утайки. Не раз морозило бабу, много раз вздрагивала, наворачивались на глаза слезы, смеялась, когда Гришка рассказал ей о своей поездке в Поронайск к накрашенной бабенке. И вдруг в полуслове оборвал себя Гришка, прислушался и выскочил во двор. Ольга услышала короткий стон, полузадушенный хрип под окном. Выбежала. Гришка кого-то совал башкой в землю, окорячив его с боков ногами. Баба пригляделась: тощий мужик вырывался из рук мужа. — Гриша, пусти его! — Пошла в дом! — крикнул Горилла грубо. И, ухватив мужика за шиворот, выволок со двора. Там кинул на скамью, сказав: — Канай, падла, до света. И хиляй к кентам. А еще возникнешь, калган в жопу вгоню! И тебе, и другим. Стремач долбаный. Я сам любого на гоп-стоп возьму. Кого увижу тут — замокрю на месте. Мужик лежал тихо. И так же незаметно исчез к утру. Горилла, казалось, забыл о нем. Но вечером, попросив жену не беспокоиться, ушел. Она ждала его… Нет, трамбовки не случилось. Но в этот день фартовые созвали разборку. Затем и присылали кейта к Горилле. Чтоб предупредил. Но фартовый, оттрамбовав шестерку, дал знать, что не позволит законникам наехать на себя. И явится сам, не когда зовут, а когда он захочет. Разборку созвал Дед. Причина была одна: вернуть фартового в «малину». На Гориллу, едва он ступил в барак, навалились скопом. Его связали по всем правилам и предупредили не рыпаться. Когда все было готово, прочли весть от Тестя, которого воровской сход не вывел из бугров. И потому он и сегодня все еще считался хозяином здешних фартовых. |