Книга Закон - тайга, страница 88 – Эльмира Нетесова

— Возьми. Только запыжить надо гильзы.

— А что, если на медведей капканы поставить? — предложил Кот.

— Мы из тайги уберемся раньше, чем они из берлог вылезут.

Филин ничего не просил. И едва мужики пошли прогревать шалаши, подсел к Тимке.

— Потрехать надо, — предложил тихо.

— Валяй.

— С глазу на глаз.

— Похиляли, — указал Тимка на шалаш и прихватил остатки углей.

Бугор влез в шалаш, больно ударился головой о ящики с харчами. Чертыхнулся.

— Скинь ходули за хазой. У меня не камера. Сам управляюсь, — заворчал Тимка.

Филин стянул сапоги. Лег на перину из еловых бород и сухой травы. Наслаждался теплом, идущим от углей.

Тимка завесил вход, заложил его ветками. Зажег жировик. Сел, сгорбившись, ждал.

— Что с меня приходится, ботни, — предложил Филин.

— Отмазаться вздумал, кент? И что предложишь? — повернулся Тимка.

— Теперь не продешевишь. Твоя взяла. Припутал меня за самые жабры, — усмехнулся Филин.

— Я тебя не брал на примус. Сам навязался, прихилял. Чего скалишься теперь? Иль отлегло от жопы? — вспылил Тимофей.

— Не духарись. Все помню. Потому и нарисовался. Башлей, как знаешь, нет ни хрена. Но мешок пушняка я притырил от легавых. Бери. Там хороший навар. Соболи, куницы, норки. Не сдавай. Слиняешь — будет грев. На черный день сгодится. Не станешь же в Трудовом канать в отколе. А про этот пушняк — только ты да я. Больше никто не знает.

— Не маловато? — повернулся Тимофей.

— Да где ж больше возьму? Все мое в том сидоре. Больше нычки нет. Если брешу — век свободы не видать.

— Ты все? Иль еще что имеешь вякнуть? — прищурился Тимофей.

— Как на духу, все выложил. Но почему ты со мной, как с сявкой, ботаешь? — запоздало обиделся бугор.

— Знаю, случись сегодняшнее со мной, ты и пальцем не пошевелил бы выручить. Наоборот, подтолкнул бы в запретку. Я тебя, паскуду, знаю не первый год. А если и удалось, пофартило б из лап мусоров вырвать, ты не пушняк, родную шкуру с меня снял бы и на всю жизнь обязанником сделал. Да потом по всем «малинам» и зонам трепался, как ты лихо уделал лягашей.

А ты не такой? — огрызнулся Филин, не понимая, куда клонит Тимка, что потребует от него.

— Тебе видней, — вспомнился Тимке дед Притыкин. Тот не любил попреков.

— Чего хочешь? Ботай, не мори, — не выдержал Филин.

— Не нужен ты мне в обязанниках. К фарту не приклеюсь. Завязал. В отколе я! Хана! А и башли мне

твои не нужны. Свои теперь имею. И пушняк. Не меньше, чем ты принес. Одно мое условие будет. Стемнишь иль при- тыришь, потом на себя обижайся, но пушняк весь в госпромхоз сдашь. Сам. Смолчал я при легавых. Потому что знаю, как дается каждая шкурка. Не хотел, чтобы даром у тебя забрали. Потому не вякал. Но охотоведам, как мама родная, в зубах потянешь.

— Сознательным заделался? А если не сдам? Заложишь? От тебя теперь всего ждать можно. С мусорами скентовался…

— Заткнись, падла! — подскочил Тимка. Но вовремя сдержал себя. И сказал хрипло: — Линяй! Глаза б тебя не видели.

— Слиняю, не ссы, бригадир. Вот только дотрехаю, какой с меня положняк.

— Иль уши в жопе? Уже ботал. Пушняк сдашь. Как все. Без финтов. Усек?

— А башли за нее?

— Себе на грев. Сгодится, если в ходку загремишь.

— Не допер. А тебе что от того обломится?

— Обойдусь, — отмахнулся Тимка.

— Без навара? — не верилось бугру.

— Хиляй дрыхнуть. Я все тебе выложил.

— Ты меня на понял не бери. Я ведь тоже не морковкой делан. Что занычил в душе? Иль пакость какую мне отмочить вздумал? Колись!

— Отваливай на хрен! Без тебя тошно!

Но Филин не уходил. Он сидел, оперевшись спиной о ящики. Молчал. Курил неспешно.

— Ты долго тут яйца сушить будешь? — не выдержал Тимка.

Филин словно не слышал.

Тимка задул жировик, влез в спальник, отвернулся от бугра.

— Мне в этой жизни на халяву только горе перепадало. Все остальное — за навар. Да что я тебе вякаю, сам знаешь все. Одним общаком дышали. Одна удача и зона были на всех. На дармушки ничего не клевало. Все за понт. Но выжить на халяву, не влипнуть к мусорам и ни хрена зато — даже не слыхал о таком. Даже фраера на это не гожи. К тому ж обосрался я перед тобой. Кентом не считаешь. Да и я б не признал. Но почему даешь дышать?

— Кончай пиздеть! — буркнул Тимка через плечо.

— Не ты меня, так сам себя твоим обязанником считать буду. Велишь — без трепа сдам пушняк. Хоть завтра. Сам в Трудовое смотаюсь.

— Не моги. За жопу возьмут. Кто за один день столько меха наворочает? Допрут, что притырил. И тогда тебя накроют, и меня с тобой заодно. Сдашь в конце сезона, — повернулся Тимка к Филину.

— Как трехнешь. Я не выпендрюсь. Одно еще. Когда из тайги слиняем по весне, куда нас денут — в бараки?

— Нет. На ставной невод отправят. На рыбу.

— Всех?

— Это мое дело. Кого возьму, тот со мной. Тайга покажет. Она чище «малин» проверяет всякого. Не каждый законник выдерживает. Дай Бог вернуться в село без потерь.

— И все ж наш «закон — тайга» никто тут не просрал по- крупному. Как ты петришь, кент? — спросил бугор.

— Ты себя спроси, — оборвал Тимка.

Филин умолк. Расположился, поудобнее.

— Ты что, окопаться вздумал у меня? Не мылься. Хиляй к кентам.

— Лажанулся я. То как пить дать. Но кранты. Нынче все. Завязал с тобой трамбоваться. Зарекся.

— Зарекался бы кто другой, — усмехнулся Тимка. И, поняв, что не хочет бугор уходить, отвернулся и вскоре уснул.

Утром бугра в шалаше не было. Не дожидаясь чая, ушел он в тайгу раньше всех. Его впервые никто не будил.

Условники, привыкнув к тайге, уже давно не вскакивали заполошно среди ночи от тявканья лис, рысьего крика, заячьего плача, хулиганского свиста бурундуков. Тайга перестала пугать, казаться чужой и дремучей. Она, как могла, берегла людей.

Однажды, проснувшись ранним утром, заметил Бугай, что в его ушанке прижился горностай. Он не боялся людей. Не прятался от них. Постепенно привыкнув, обнюхав каждого, любил посидеть на плече, погреться на коленях совсем рядом с большими человечьими руками. Иногда он принимался грызть рукава, показывая, что пришло время накормить его. А получив кусок сахара, зажимал его передними лапами, как тисками, и долго лакомился гостинцем.

Весь белый, кроме глаз, кончика хвоста и ушек, зверек словно понял, что не надо добывать жратву в тайге. Не ровен час в ледянку угодить можно. А люди и накормят, и согреют, и приютят.