Книга Развод. Не прощу за, страница 109 – Екатерина Гераскина

И, возможно, именно поэтому император всегда нас ненавидел. Потому что ведьма — это не оружие. Это та, кто способна закрыть дверь, через которую… он ходит.

И я велела записывать всё.

Лири снова села за стол, её перо тихо шуршало по пергаменту.

Я ходила между ведьмами, слушала, уточняла. Иногда — сама добавляла к словам чужим то, что вспоминалось внезапно, будто кто-то шептал это мне издалека, сквозь толщу веков.

У нас не было учителей. Не было книг. Но и не было права на ошибку.

Но у нас было одно — вера. И сила.

Я размещала всех, кого могла в своем поместье. Воинов Арагона пришлось немного подвинуть. Тем, кому не хватило места, мы нашли приют в деревнях, у семей воинов. Люди, к моему удивлению, не протестовали. Скорее наоборот, словно и сами почувствовали, что это нужно.

Что грядёт нечто, с чем без магии не справиться.

По вечерам во дворе вновь зажигались костры.

И ведьмы, словно в стародавние времена, собирались вместе. Кто-то пел песни, кто-то рассказывал истории.

Мы создавали то, чего не было — новую летопись ведьм.

Каждая из женщин обладала своим уровнем силы. Кто-то мог лишь зажечь свет, кто-то владел дыханием ветра, кто-то исцелял.

Вместе они создавали ощущение мощи, будто земля под замком жила, слушала нас. Я организовала ведьм на сбор трав. Днём ведьмы уходили в наш лес — собирали травы, ветви, мох, редкие растения, варили эликсиры.

Запах отваров теперь стоял по всему поместью, даже в саду.

Слуги уже не удивлялись, а воины…

Воины — да, они были в шоке.

Я не объясняла им ничего.

Только просила:

— Защищайте каждую. Они теперь под моей защитой.

И герцогство жило. Но жило в режиме боевой готовности. Алекс взял на себя обязанности отца. Он стал строгим, собранным, часто запирался с офицерами в кабинете Арагона, решая военные дела.

Я видела его редко, но в каждом движении — всё больше становилось того же внутреннего стержня, что и у Арагона.

Он не жаловался. Не позволял себе слабости.

И только иногда, поздно вечером, когда я поднималась по лестнице, из его комнаты доносился тихий шорох — значит, он снова был занят делами поместьями.

А я…

Я не чувствовала Арагона.

Между нами была связь, но теперь там была пустота. Скорее всего, потому что он в другом мире.

На девятый день, под вечер, во двор въехал всадник. Это был отец Ройберга — лорд Ванс. Пожилой, но крепкий мужчина с тяжёлым взглядом человека, который видел слишком многое.

Волосы его посеребрились, но в движениях всё ещё чувствовалась военная выправка. Когда он увидел сына — живого, невредимого, стоящего посреди двора, — он замер на миг.

А потом спешился, шагнул вперёд, и на его лице проступила такая боль и радость одновременно, что сердце у меня сжалось.

Ройберг сделал навстречу отцу два шага, и они обнялись.

Сначала неловко, как будто не веря, что это возможно, потом крепко, по-настоящему. Лорд Ванс не сдержался — слёзы блеснули в его глазах, он сжал сына так, словно боялся, что тот снова исчезнет.

Я стояла чуть поодаль и едва удержалась от слёз. Представляю, что он пережил — сначала похоронил сына, а потом, увидел его живым, стоящим перед собой.

В письме, что отправил Арагон лорду Вансу, он не мог написать, что спас Ройберга.

И вот теперь я наблюдала, как двое мужчин — отец и сын — нашли друг друга вновь. Как плечи обоих дрожали от переполняющих чувств, и даже воины, стоявшие неподалёку, невольно отвели взгляд, чтобы не мешать этой встрече.