Онлайн книга «Изгои»
А может, ну их всех! Остаться здесь и забыть их разом! Ну, для чего новые муки? Сколько той жизни осталось? Нет, Ваня! Сдохнуть в бомжах — не для меня! Так и осмеют: лучшего не стоила! И прежде всего он! Я докажу, кто из нас чего стоит. И медлить нам нельзя. Мой квартиру загнать может, твои попередохнут до единого. А чтобы не так плохо было, станем с тобой встречаться иногда. Но где? Приходить сюда, на свалку? Зачем? У тебя еще дача уцелела. Пока не продана. Созвонимся и снова вместе. Ну, а как? Вдруг он поднимет трубку, что скажу ему? — Ответь, мол, из бюро по трудоустройству. Есть вариант работы, но хочешь переговорить лично. Когда я тебе позвоню, и жена поднимет трубку, назовусь клиенткой. Мол, хочу обратиться за защитой по делу и тоже «лично надо поговорить». Иван Васильевич слушал женщину, но думал о своем. Как ты близок и далек! Ты уже дома! Иди, не медли. Не раздумывай. Когда немного успокоишься, позвони мне! — встала Тамара и скрылась в темноте ночи. Иван Васильевич не стал ждать утра. Решил уйти тихо, ни с кем не прощаясь, пока все бомжи спят. Он шел в город знакомыми тропками, ведущими к магистрали. Через полчаса он стоял у знакомой двери. За нею тихо: ни голоса, ни звука. Он позвонил, приготовившись ждать. Мария всегда крепко спала, и добудиться ее в четыре часа утра было мудрено. Шнырь только потянулся к звонку во второй раз, как услышал шаги за дверью и голос жены: — Кто? Открывай! Я! — ответил удивленно и уверенно. А я ждала звонка по телефону. Ты ж сразу навестить решился, — прижалась к стене. Навестить? Ты что это? Все в детстве обретаешь? Я не в гости, домой пришел. Насовсем! Где дети? Буди их! Зови сюда! — приказывал жене, надеясь в глубине души, что Томка соврала. Их нету дома, — тихо обронила жена. А где они в такое время носятся? Ведь взрослые уже. Разве укажу? Ты — мать! Ведь так говорила мне? Ох, Ваня! Легко лишь попрекать да указывать! Когда сам возьмешься, поймешь, что не так все просто. Где дочь? Простыла она. Теперь вот с гриппом в больнице лежит. Эпидемия полгорода свалила. Даже умирают от него… Дай номер телефона! — потребовал жестко. Рано еще! Глянь время: все спят, — напомнила жена, добавив: — Врачей нет покуда! Где сын? У друзей заночевал, а может, женщину завел, да не признается. Он уже взрослый. В таком возрасте с родителями не делятся секретами. Чем он занимается? Дай мне его рабочий телефон! Зачем? Сам объявится к вечеру, если девчонки к себе не утащат. Ты вот лучше сядь, поешь, помойся, переоденься, отдохни! А там и поговорим, — накрыла на стол. Иван Васильевич пошел в ванную. Как давно он не пользовался ею, отвык, забыл. Может, потому так тщательно мылся, снимал с себя прошлую грязь, память и обиды. Когда он вышел на кухню, Мария улыбнулась: А ты ничуть не изменился. Все такой же, как прежде. Время тебя не тронуло. Ошибаешься! Еще как измолотило! Внешне, может незаметно, но это для тебя. Мне лучше знать, что и как во мне менялось, — усмехнулся устало. На столе уже все ждало хозяина. Даже запотевшие бутылки пива. Для кого его купила? — спросил, прищурясь. Сын покупал. Иногда пил. Это вот осталось. Садись, давай отметим возвращение. Иль не рада? — глянул в глаза. Жена вздрогнула: не таким знала, не тем ждала, а мягким и покладистым, уступчивым как прежде. Нынешнего словно подменили: колючий, подозрительный, напористый. Он, не спросясь, переоделся. Выкинул старье, в каком пришел. Значит, вернулся навсегда. Вот только чем обернется ей его возвращение. Чего ждать от него, от нового, неузнаваемого и неизвестного? Дрожит баба внутренне. Не поймет, радоваться ей иль плакать? Ведь муж пришел. Но где он, тот ее Иван? Ну, что сидишь? Со стола убери. Я отдохну с часок. Сын придет, ты разбуди меня. И к дочери сегодня съездим. Навестим ее, порадуем… Мария открыла рот, но слова будто колом застряли в горле. Ты что-то сказать хотела? Иди, поспи. Потом поговорим, — поторопилась отвернуться, смахнула слезу со щеки. Иван Васильевич приметил: Чего ревешь? Чего не договариваешь? Что случилось? Беда у нас, Ваня! Детки наши с тобой совсем с пути сбились! — заголосила баба, сорвавшись на вой, и рассказала: — Уж как старалась, рыбой об лед билась, чтоб продержать детей, довести их до ума. Да где там? Кое-как на еду и на одежду зарабатывала. На учебу самим пришлось… Вот и выкручивались. Поначалу дочка в притон пошла, потом сына друзья сманили в рэкет. Девка плакала, так не хотелось ей со всякими путаться, но что делать было? Другого выхода не увидела! А ты на что? Иль кроме транды ничего не имеете? А где голова и руки? Лучше б в бомжихи свалила, чем скурвилась! — грохнул по столу кулаком так, что посуда зазвенела. Никто иной, как ты надоумила! Сама этим пробивалась в люди и ее с пути сбила! Испортила дочь, теперь на кого пеняешь? Где она? Что с ней? Колись! — встал напротив, жена к стене попятилась. Теперь в больнице, — ответила, заикаясь, и добавила: — Проглядели, упустили мы ее. Уже не вылечить. Она заразная. Домой не отпустят. И с нею видимся через стекло как в тюрьме. Не мы, ты ее сгубила! А где я взяла бы на учебу? Кому нужна дипломированная покойница? И ей зачем такое образование? Другого выхода не нашла? Врешь! Могла продать дачу, квартиру! Перейти в меньшую! Они не позволили, не дали. Да и надолго ли этого хватило б? На год! А дальше? Лучше было бы оставить институты обоим, чем терять все одним махом! До того и мы дошли, но поздно, — призналась Мария. Сын где теперь? В бегах! Разыскивают его! За что? Говорят, будто убил он кого-то. Но это брехня! И он мне клялся, что никого не отправлял на тот свет. Не виноват! А кто признается? Мне б он сказал! Он приходит? Хоть появляется здесь? Навещал неделю назад. Теперь боится: за квартирой следят и даже разговоры по телефону подслушивают, поверяют почту. Я сама это вижу. Дожили! Докатились! Ладно! Я сам его делом займусь. Узнаю, виноват или нет? И к дочери съездим! Надо узнать, так ли все безнадежно? — лег в постель, но сон словно посмеялся над ним. Нет, не пустили Ивана Васильевича к дочери. Объяснили, что ей вредны всякие переживания и встряски, что она к ним не готова и не переживет… |