Книга Дикие грехи, страница 21 – Сюзанна Райт

Зная, что вне зависимости от того, что произойдёт, она сюда больше не вернётся, Тарин собрала большой вещевой мешок, закинув туда одежду, паспорт и несколько личных вещичек, планируя тайком закинуть его в машину перед вечером пятницы.

В отличие от остальных волков, она всегда ездила в клуб на своей машине, оставаясь на связи на случай, если кому-то из стаи потребуется помощь целительницы.

У Тарин было немного вещей, поэтому не составило труда взять только самое необходимое.

Отец запретил ей устроиться на настоящую оплачиваемую работу, желая, чтобы у стаи всегда был под рукой целитель.

Немногочисленные разы, когда она могла себе что-то купить, бывали тогда, когда отец давал ей немного денег, а такое случалось нечасто.

Одну вещь, которую она узнала от матери – важность экономии денег, поэтому, хоть что-то она могла взять с собой.

Проблема состояла в том, как незаметно перетащить мешок в машину, находясь под неусыпным контролем охранника. Тарин решила, что единственный шанс хоть чуточку отвлечь Перри – показаться ему самой скучной личностью, какую можно вообразить.

Конечно же, этого не достаточно, так как Тарин намеревалась сбежать. Она заверила всех, что находилась в гневе, но утратила желание бороться, надеясь сойти за того, кто смирился со своей судьбой. Да-да, именно так она и сделала.

Через два дня Перри стал менее бдительным, и она уличила момент, чтобы спрятать вещевой мешок в багажник машины.

Затем Тарин сосредоточилась на том, что будет делать, если Трей не объявится в клубе. Она понимала, что поедет к дяде, но пока не продумала, как сделать подобное под таким наблюдением.

Тарин решила, что лучший вариант – затеряться в толпе. Если ей удастся смыться из клуба, пока охранники отца будут внутри, то, возможно, у неё будет шанс уехать. У неё должен быть шанс. Она не может соединиться с таким психом, как Роско.

Наконец настало утро пятницы. Казалось, эти четыре дня тянулись как две недели. Тарин помнила, что Трей говорил не делать того, что выходит за рамки её обычного поведения, но она должна была кое-что сделать, прежде чем покинуть дом.

Обычно Тарин посещала могилы мамы и Джои каждое воскресенье, но Перри, казалось, не проявил подозрения к смене графика. Он удивился, но не более.

Хотя оставался шанс, что он мог заподозрить что-то позже, Тарин не могла уехать, не сделав этого.

Сначала она отправилась на могилу мамы, и как обычно провела несколько минут за уборкой, заменяя увядшие цветы на свежие.

Про себя Тарин извинялась перед мамой за то, что это последний её визит сюда, за то, что не смогла наладить с отцом нежные взаимоотношения, как та хотела.

Когда Тарин прибиралась на могиле Джои, глаза заволокло слезами. Закончив, она села напротив и про себя заговорила.

"Привет, Джои. Не знаю, сколько вам там, ребята, наверху известно о происходящем здесь, но какое-то странное дерьмо здесь творится. Помнишь, в прошлый раз я рассказывала тебе о том ублюдке альфе, с которым отец хочет, чтобы я соединилась? Оказывается, он ещё и огромный сукин сын, а отца это даже не беспокоит. Есть ещё один альфа, который предложил мне сделку, избавляющую меня от этого брака, но она подразумевает брак с ним. Это будет не настоящее соединение. Просто ему нужен союз с моим отцом, поэтому брак будет на временной основе. Дело в том… что мне нужно заставить всех поверить, что именно он – моя истинная пара, а это значит сказать им, что ты ею никогда не был. И мне жаль, так чертовски жаль, что у меня нет иного выхода. Люди говорят, что мне стоило бы жалеть, что я повстречалась с тобой. Что если бы знала, что ты так рано умрёшь, то не пожелала бы этой встречи. Но я не жалею об этом, ты же это знаешь. Никогда не жалела об этом. Может, мы и не были соединены, но между нами была связь. Прости, но сегодня я здесь в последний раз. Отец не позволит мне вернуться после того, что я собираюсь вытворить. Но можешь поспорить на собственную задницу, иногда я по-прежнему буду разговаривать с тобой. Я найду реку, похожую на ту, в которой плескались мы, сяду на берегу и буду с тобой разговаривать. А тебе лучше меня слушать, Джозеф Уинтерс, потому что у тебя всегда была привычка отключаться, считая, что я слишком много говорю. Ты, наверное, и сейчас уже меня не слушаешь. Ладно, справедливости ради стоит сказать, что я болтушка".