Онлайн книга «Месть фортуны. Дочь пахана»
— Две старухи еще. Одна — бывшая учителка, паралик ее разбил. Ныне не ходит. И почтарка. Та вовсе — свихнулась с горя. Я один середь их покуда. Сашка ничего не слышал. Он стоял перед могилой на коленях. Молча, словно онемел, он не верил своим глазам в случившееся. Хотелось кричать. Но горло пересохло так, что дышать было нечем. Когда Сашка снял с головы каску, голова его была белей снега. — Седой! — вырвалось у командира невольно. Так его стали звать все однополчане и танковая бригада, с какою Земнухов дошел до Берлина. Как воевал, как дожил до Победы, уже не помнил. Он твердо знал, его никто не ждет и не встретит. А потому ожесточился, стал молчаливым и злым. Он перестал бояться смерти. И часто первым выскакивал из танка под свист пуль. Жизнь перестала быть нужной. Жить, сцепив зубы, не всякому под силу. И Сашка глушил горе водкой. Ее он доставал где только можно. И высадив до дна, отключался на время. Потом, словно озверелый, рвался в бой. Тот последний день в Берлине он не помнил отчетливо Услышал о победе. Увидел радость, улыбки однополчан. Его радость осталась в Звягинках, под яблоней. Она уж не порадуется, не услышит о Победе. И выпив винтом, до дна, всю бутылку водки, не помня, не осознавая ничего, схватил своп автомат. Очнулся связанным в подвале. Рядом охранник. Не отвечал ни на один вопрос. Лицо отвернул. А утром трибунал. Приговорили к расстрелу. От него Земнухова спасла Победа. Да командир танка, единственный из всех, вступившийся за Седого — Убийца! Мародер! Садист! — уж чего он не услышал в свой адрес и не понимал, за что его костерят. Убил пятерых немцев из автомата. А разве не они уничтожили его семью и все село? Разве не они лишили его простого, бесхитростного счастья? Ведь он не знал их. Зачем они пришли с войной? Они ушли? Но разве кончилась война? Она навсегда осталась жить в нем. До смерти… Он не умел прощать и забывать… Когда судили Седого, он не просил о смягчении наказания, не обещал не повторять случившегося. Он, темнея лицом, отстегнул все ордена и медали. Положил их на стол и обронил сквозь зубы: — Подавитесь вы своей победой! Вы такие ж гады, как немцы, жаль, что нет у меня автомата! Его вытолкали взашей. В наручниках. И втолкнув в зарешеченный вагон, повезли, как военного преступника — в Магадан… Двадцать пять лет… Немалый срок. Сашке было безразлично. Он ехал, не разговаривая ни с кем, пока не подсел к нему осужденный так же, как и Седой, недавний полковник, какого даже охрана называла уважительно — Трофимычем. Статьи и сроки их совпадали, как братья-близнецы. И горе — на одно лицо. Только у полковника жена с дочкой живы. Но… Теперь под другой фамилией. Не дождалась баба. Вышла замуж за тыловика. А вот отца с матерью, сестру и брата отняла война. В сарае их расстреляли. Всех одной автоматной очередью. За помощь партизанам. Староста постарался. Его Трофимыч случайно нагнал. По пути в Германию. Не дал доехать. Вывел из «Виллиса», все, что хотел сказал. И расстрелял в упор… Не спросил разрешения у трибунала. Его и вернули. Уже с границы, где о победе узнал. Но без наград и звания. Не в дом — родных помянуть, на Колыму— остудить память… Седой зубами скрипит во сне. Днем жалобы писал. Верил, что попадут по адресу. А через месяц в спецчасти узнал, что никто его писем не отправлял. — Почему?! — взревел Седой и грохнул кулаком по столу так, что лампы и телефоны, чернильница и бумаги в разные стороны разлетелись. — Крысы тыловые! Пока мы воевали, вы брюхо отращивали?! Да попадись мне там — всех бы в одном окопе уложил! — орал он обезумев и потеряв над собой контроль. — В шизо падлу! На месяц! Пусть там фартовые ему мозги просифонят! — побагровел начальник зоны. Земнухова охранники втолкнули в холодный, сырой подвал, на бетонный пол. Здесь негде было стать. Десятка три хмурых мужиков встретили нового площадным матом. Но узнав, кто он — потеснились. Дали место сесть. Сами — на ногах остались. Отдыхали по очереди. Поглядывавший в глазок охранник вызвал одного из фартовых, передал, для чего к ним бросили Седого. Законник послал матом, добавив, что начальник — не пахан, и даже не фраер. А вот Седой — лафовый мужик, если такого в кенты сфаловать — кайфово дышать станет любая малина. Утром законников вывели из шизо, погнали на трассу. А вместо них шпану втолкнули. Злую, горластую, наглую. Ох и дрался с ними Седой. По нескольку раз на день. Шпана то поодиночке наскакивала, то наваливалась кодлой даже на спящего. И однажды вывели из себя. Разбудили в человеке зверя. И Земнухов снова обезумел. Он не чувствовал боли. Он пошел напролом, как в бою. Он рвал, топтал, хватал за горло и свирепея бил головами о стены, вдавливал в углы, кромсал кричащие комки в онемелых пальцах. Он давил. За что? Шпана опетушить хотела… Как все кончилось бы, если б не Трофимыч, взявшийся неведомо откуда. Он вырос, как из тумана. Сказал, а может крикнул: — Шабаш, Седой! Земнухов припал спиной к стене. Его трясло от злобы. — Остынь, Сашка! Возьми себя в руки! — Да ведь это не они! Начальник зоны их настропалил! — выдал охранник. — Ну, падла, держись! — рванулся к двери Земнухов, но двое других охранников преградили путь, втолкнули обратно в шизо. Целый месяц просидел здесь Седой на хлебе и воде. Вышел осунувшийся, пожелтевший. Дрожали руки и ноги. Он еле добрел до своей шконки. К нему тут же пришел посланник от шпановской кодлы. — Гони на кон все бабки! Троих изувечил. Если не уломаешься, не дышать тебе в этой зоне. Шкуру с живого спустим! — пообещал ощерясь. Седой встал. В глазах ночь. Один раз вломил посланцу кулаком по голове и выбросил за дверь барака, мордой в снег. Через полчаса в барак влетела шпана. Целой бандой. И тут взъярились фронтовики, отбывавшие сроки. Они жили в одном бараке с Седым. И хотя не общались с ним по душам, лишь из рассказов Трофимыча слышали, задела людей за живое наглость шпаны. Сорвав с болтов скамьи и шконки, молча бросились в защиту Седого. Выбросив шпану из барака, не успокоились. Пошли громить ее хазу. Крики, стоны, грязный мат, угрозы, все перемешалось в один клубок. Охрана, подоспевшая в барак, долго не могла разогнать дерущихся. А когда из свалки вырвали Седого, его снова кинули в шизо. Две недели продержали там Земнухова. И кто знает, вышел бы он оттуда живым или нет, если бы не фартовые, увидевшие, что потерял мужик сознание. Потребовали врача, тот забрал Земнухова в больницу. Только встал на ноги, начальник зоны, вопреки советам врача, отправил его на строительство трассы вместе со шпановской бригадой. |