Книга Месть фортуны. Фартовая любовь, страница 28 – Эльмира Нетесова

— Про туннели доходили слухи и до нас. Но мы туда не суемся. Там наша зелень зреет. Там ее владения. Она с них свой положняк имеет. Нельзя отнимать последнее у тех, с кем завтра фартовать. Рисково это! Чуть кого из них забираем в малину, он в подземку — ни шагу. Пришибут враз. Такой закон. У всех свои границы. Их — не переступаем! Пятеро наших там ожмурились. И попробуй — нашмонай виновного. Их в туннелях — тыщи! Но чужаков враз чуют! Даже шпана туда не суется! Менты ссут возникать неподалеку. Их там много замокрили.

— Ну и кенты! Зелень с вами разборки проводит! — рассмеялась Капка.

— Тебе пофартило! За свою признали. Да и то сорвали навар…

— За дело все башляют! — обрубила Капка резко.

— Не дело зелень распускать! Да еще и ссать ее! А коли припрет в подземке примориться?

— За башли, может, сфалуешь, — развел руками пахан городских фартовых и добавил:

— Зато в городе зелень не промышляет. А прижимать ее там — себе накладно. Сдышались на неписаных условиях. Всяк — король на своей территории. Там, по сути, своя малина. Готовые законники канают.

— И вам туда хода нет! — рассмеялась Задрыга, вспомнив, что рассказал Егор ей в подземке, пока ждал ночи.

— Про туннели под городом всякие слухи ползли. Я тогда еще совсем молокососом был. И все прислушивался к легендам, вроде как еще до войны, немцы построили под городом заводы, где делали свои подводные лодки. И не только это, а и танки. Так было удобно им. Потому что с неба не видно ничего. И самолеты не могли разбомбить. А территория была засекречена. Вначале — небольшая. С годами — росла, уходила под город, под жилые дома, какие в войну из-за детей не бомбят. Вот так и построили второй город. Люди, кто под землей не работал, ничего про это не знали. А кто знал — молчал. Немцы, а друг другу не верили. Сверху глянь! Обычный город. Никаких загадок! Зато внизу чего только нет! Там два таких Кенигсберга поместилось бы! А почему его было трудно взять? Из-за подземных заводов! Наверху берут фрица в плен, а он два шага в сторону! Сиганул в люк — и будь здоров. Опять — в ружье. И уже готовый снайпер.

— А все ж их выбили из туннели! Значит, прорвались! — спросила Капка Егора.

— Накось, выкуси! — свернул грязную фигу мальчишка. И продолжил;

— Прорваться вниз им не обломилось. Просто в туннели пустили газ. Самый что ни на есть отравный! От него не только немцы, крысы дохли, какие не успевали выскочить наружу.

— Сколько ж газа нужно было? — огляделась Капка.

— Не так уж много, как ты думаешь. И еще — городскую канализацию, сточные воды пустили. Потому что много газа пускать опасно себе. Испортили немцам жратву и оборудование. Но и сами не сумели попользоваться. Немцы, кто умер, кто сдался, кто в Германию утек. Тоже по подземке. А когда первые жители стали в домах заселяться — много от газов поумирало.

— Брешешь ты все! — не поверила Задрыга.

— И не брешу! Я тебе покажу даже док, из которого подлодки сразу в море уходили. Даже стапеля живы. А станков — прорва! Ржавые, конечно, но стоят пока! И мы еще не все тоннели знаем. Много их завалили, иные сами рухнули, другие — взорвали, засыпали до верху. У немцев тупиков не было. Все пути вели куда-то. Теперь того нет. Куда ни сунься — завал, либо яма. А может, тут эта янтарная комната спрятана под землей. Но не сыщешь. Никто не скажет, не знают, нет плана. А немцам невыгодно ее отдавать. Будут веками ждать, когда город опять ихним станет. Они живо свое откопают.

— А ты ее искал?

— Уже сколько лет! Без толку все! Не я один! Вся кодла шмонает! Как сказку! Одну на всех!

— А как ты попал в подземку?

— Я — самый первый ее надыбал! Вишь, бабкин дом! Совсем рядом стоит. Там подвал. Агромадный! Под весь особняк выкопан! Меня бабка турнула картохи набрать. Я и поперся. Тут как назло свет отключили. Бабка свечку дала. Я ее зажег. Глядь, пламя вбок тянет. Как в пустоту. Я картоху набрал и решил проверить, показалось мне иль верно, что за нашим домом что-то есть? Отковырял ломиком плиту и в подземке оказался. Поначалу перетрухал. Жутко стало. Один. А там темно, скользко. Тогда я недолго пробыл. Зато потом, когда корефаны появились, все облазили. Каждый угол, где можно пролезть.

— Небось, в магазинах шмонаете?

— Нет! Все, что наверху — не наше! Там можно схлопотать по ушам. Нам свое бы удержать. От всяких ментов.

— Они тоже сюда возникали?

— Раньше было. Рыпались. Да мы им хотелки поотбивали напрочь! Нынче спокойно дышим! — хвалился пацан.

Капка, прощаясь с мальчишкой, договорилась, что если ее прижмет наверху милиция, она слиняет в подземку переждать шухер.

Задрыга отвлеклась от разборки, уйдя в воспоминания. А кенты теперь пытались выяснить, кто же их заложил лягавым?

— Пять кабаков! Если бы нас шмонали, то почему не замели на второй день, когда мы в «Янтаре» гудели всей малиной? И в другие дни там бухали! Подзалетели с вами! Так что ваши законники подставили! У себя дыбайте стукача! — не сдержался Глыба.

— У нас сук нет!

— А кто заложил? Мы? Сами себя?

— Так и нас подчистую сгребли! — вмешался в разговор Король.

— Но у кого-то хвост в гавне! Не все сюда возникли на честную разборку. Семерых звали! Двоих нету! — заронил Шакал сомнение в души городских фартовых.

Те переглянулись. Нахмурились. Сделали зарубку на память.

— Лады, Шакал! Их тряхнем! Расколем, ссучились иль нет — допрем шустро. «Хвост» повесим на пятки. Докопаемся, — пообещали кенты.

— Так вот, законники! За подлянку эту дарма не спущу! И за нее — запрет вам от меня рисоваться в порту. Мы его у вас забираем! — сказал Шакал твердо. Городские фартовые вскипели.

— Как так? У нас навары снимать? Самые порхатые? А нам как дышать, на цейтнот, жевалки на шконку?

— Вот вам! — отмерил по плечо Касатка. И спор готов был вылиться в жаркую трамбовку, если бы не хитрый Лангуст, прервавший всех.

— Чего вы взъерепенились? Шакал хочет получить порт, за то что Черную сову застучали? Так, пахан?

— Верняк! — подтвердил Шакал.

— Но, едва вы сыщете виновного, а он может оказаться не из вашей малины, Шакал в этом случае возвращает порт и никогда больше не возникает там! Если сука завелся средь вас, считайте, дешево отделались, и не видать вам порт, как собственную задницу! Доперли все? Это — по фартовому! И не хрен здесь кулаки дрочить! Лажовка на холяву никому не сходила. А того, кто наколку дал, навел на кабак, кто бы тот ни был, вытащить на большую разборку! Это — мое слово! — закончил Лангуст.

Король все это время не сводил глаз с Задрыги. Он почти не слушал кентов. Они перестали быть интересными, нужными. Медвежатник впервые потерял голову от любви. И, как большой и капризный ребенок, какому всегда все позволялось, теперь страдал от Задрыгиной недоступности.