Онлайн книга «Пасынки фортуны»
Внезапный звон оторвал его от женщины. Кузьме показалось, что зазвенело в голове. Но нет. Когда разогнулся, увидел разбитое стекло в окне, булыжник, валяющийся на полу. Бледная, трясущаяся Катерина испуганно смотрела на Кузьму. Огрызок метнулся из дома, матерясь по-черному. — Кузьма, не выходи! — повисло за плечами стоном. Но мужика уже невозможно было остановить. Он в прыжок оказался у калитки. Не открывая, перемахнул ее. Помчался к тому месту, откуда могли швырнуть булыжник. Огрызок и сам не подозревал, что именно сегодня, сейчас разбудили в нем этим случаем прежнего вора, умевшего постоять за себя и на воле, и в зоне. Он быстро заметил убегающего. Тот тенью бежал вдоль забора. Не оглядывался. Кузьма что было сил ускорил бег и нагнал мужика. — Стой, падла! Бегущий запетлял по дороге зайцем. Огрызок рассвирепел. Откуда прыть взялась? Догнал. Сшиб с ног одним ударом. И повернув к себе лицом, узнал Самойлова. — Паскуда вонючая! Ты что к ней имеешь? Клеился? — Нет, — едва выдавил Иван. — Чего прикипелся? — Тебя оттуда выкуривал. — С хуя? Чтоб ты, дурак, в ходку не гремел. Тебе помочь хотел. Оставь ее. Пока не завяз по горло. Потом поздно будет. Как мужика предупреждаю. Органы следить станут. Тогда хана! Возьмут под колпак в два счета. — Ты откуда знаешь? — не поверил Кузьма Самойлову. — Тебя уже сегодня искали в общаге. Ихние. Я сказал, что не знаю, где ты — не докладываешься. Они ушли. А я сюда! Знал, что ты за мной погонишься. Полезешь морду бить. Ну и черт с тобой. Лишь бы не засветился у Катерины. — Липу подкинул! На кой я сдался органам? Любой мудак знает, зачем к бабам ходят. С ними про политику не бают. Один навар. Едва под одеяло — разговоров нет! Колись, чего пасешь меня? И не темни, — надавил на Самойлова так, что у того глаза округлились. — Не веришь? Хрен с тобой! Больше не стану вытаскивать. Пусть они тебя схомутают. Тогда вспомнишь. — А зачем окно разбил? — Стекло — хер с ним. Заменит. Зато жизнь цела. Ее не вставишь по- новой. Хотел я через калитку войти. Да она закрытой оказалась. — С чего б тебе вздумалось выручать меня? — сомневался Кузьма. — Чтоб Чубчик не подумал, что я тебе подлянку эту устроил. Хотел я сегодня мудомойку организовать тебе. Да чекисты все мои планы сорвали. — Лады. Вскакивай на ходули. Проверю я твой треп. Но если темнуха окажется, дышать не будешь! — Не ходи к поварихе, Кузьма! Не появляйся там! — услышал Огрызок голос соседа. Но не оглянулся, заспешил к дому. Кузьма решил проверить Самойлова. И прежде чем войти в избу, осторожно обошел ее со всех сторон. Приметил, что разбитое стекло Катерина уже загородила фанерой и теперь ждала его, выглядывая в окно тревожно. «Бедная моя кентуха! Еще и переспать с тобой не успели, а уж сколько соли промеж нами судьба насыпала. И все отговаривают от тебя. И кенты, и враги! Да что за доля такая проклятая? Почему нельзя жить с той, какая сердцу мила стала? Пусть ты и большая, и толстая, как колымский сугроб, я против тебя и впрямь мышонок, даже не знаю, сколько лет тебе. Мне все равно. Ты самая родная на земле. Несчастья ждут с тобой? Но и без тебя я не был счастлив», — вспомнил Огрызок и перелез через забор. — Ну что? Поймал кого? — Да нет. Никого не захватил. Словно передохли все. Ни одной живой души на улице. Все спят. — А булыжник как попал? — Конечно, не сам, кто-то бросил. Но я докопаюсь, — пообещал Кузьма. И предложил Катерине: — Давай без света посидим. Вот тут, у окна. Может, засветится паскуда. Катерина молча головой кивнула. Погасила свет. В избе стало темно и тихо. — Аж жуть берет, — не выдержала баба и призналась: — Знаешь, я в зоне так привыкла к свету по ночам, что и теперь его не выключаю. Без него уснуть не могу. — Ничего, привыкнешь. Я тебя отучу от зоны, — подошел Кузьма к Катерине, сидевшей у окна. И уверенно, спокойно полез к ней за пазуху. Та вздрогнула, замерла. Огрызок расстегнул кофту на груди бабы. Закопался лицом. А вскоре требовательно, настырно, повел ее к койке. Катерина шла, робея. Ноги не слушались. Жег стыд. Разве гак вот думалась ей первая брачная ночь? Не жена — любовница, грех подумать! Ну да о чем теперь? Весна ушла. Она не вечна! И баба по годам — осталась в девках. Кузьма не спешил овладеть Катериной. Он ласкал ее неумело, забыто. Он хотел, чтобы она сама откликнулась на его желание, чтобы не пришлось ее обламывать, заставлять, не просто пожалеть, а полюбить его, Кузьму. Он долго целовал ее, гладил, обнимал, ему не верилось, что вот так запросто, без денег, не насильно, отдается ему баба — сама. И Огрызок перестал сомневаться в себе и в ней. Кузьма заснул лишь под утро глубоким сном. Ему виделось, что попал он на разборку. Большую, фартовую. И кенты, хмурые и злые, решили ожмурить Огрызка. За все разом. И прежде всего за то, что он не просто подженился, а связался с политической, которые для законников всегда были западло. «Скурвился Огрызок, значит, угрохать его надо! Чего тут долго трехать? На перо взять и хана!» «Перо для заразы — в честь! Живьем в землю! И крышка!» «Все херня! Я ботаю! Вздернуть ту блядь, с какой Огрызок схлестнулся. А потом этого хмыря на ремни пустить под прутьями», — предложил Баркас, улыбавшийся как живой. Он ухватил Кузьму за плечи и подвел к широкой железной лавке. Толкнул на нее. Прижал, привязывать начал. У Огрызка в голове зазвенело, он проснулся от ужаса и тут же услыхал шаги на чердаке. Кузьма в секунду вскочил в портки. Накинул на себя телогрейку и выскочил из избы, полез на чердак по ветхой гнилой лестнице. Двое мужиков ничуть не смутились, увидев Огрызка. — Что надо здесь? Во, чумной! Электропроводку проверяем. Ежемесячно. Дом старый. Не приведись искры. Да еще ночью. Заживо сгорите. Не то что сбежать, понять ничего не успеете. — Ты нам магарыч должен. Глянь, какая тут проводка! Сплошные сопли. Мы новые провода провели. А ты как с дури! Голиком вывалился! — Почему не предупредили? — Стучали, никто не открыл. — А как вошли во двор? — Да просто! Калитка открыта, через нее, как и все люди ходят, — ответили мужики, удивившись вопросу хозяина. Едва они закончили работу и ушли со двора, Кузьма заспешил к Чубчику. Тот выслушал внимательно. О Самойлове и монтерах, о калитке. Слушал, о чем-то напряженно думал. С ответом не торопился. — Пойми, пахан, мне от нее не слинять. Это заметано. Моя она. С ней до гроба! — Это ты ей вякай! Тут не баба виной. А статья… За политику она ходку тянула. Такое одним сроком не отмыть. Чекисты ее до гроба пасти станут. Вместе с нею и тебя. Измотают, жизни не дадут. Это верняк! Оттого мы с политическими не кентуемся! Мы, воры, мозги никому не засирали. |