
Онлайн книга «Подкидыш»
![]() Николай заметил, как много на улицах грязи, мусора. Еще в его бытность эти дороги и тротуары мели дворники, мыли машины. Сейчас о том забыли власти города. На всех углах и перекрестках — нищие. Просят подаяние, давно разуверившись в человечьем милосердии. Вон старушка прилепилась к подъезду серой тенью, прозрачная рука дрожит. Губы от холода посинели. Шепчет бабка, еле разжимая рот: «Сжальтесь, люди добрые! Пропадаю…» Город так похож на эту женщину, зябнущую от человечьей стужи. Идут мимо бабки люди. Не видят, не слышат, не чувствуют. Сострадать разучились, помогать не умеют. Колька порылся в карманах. Достал червонец. Положил в испуганную руку. Старушке не поверилось. Заплакала от радости. Калягин идет домой, оглядываясь по сторонам, узнавая и разочаровываясь. «Раньше вот здесь, в этом уголке дома было кафе «Северянка». Ох и вкусное мороженое продавали. Сюда студенты часто заглядывали. Коктейли, кофе брали. Дешевыми они были. Теперь это кафе вытеснило казино. Куда же делись студенты?» — думает Николай. И замечает, что на улицах и во дворах почти нет детей. «Куда они подевались?» — сжалось сердце. Поневоле вспомнились Любка с Ленкой — внучки Варвары. Как хорошо им в своей глуши, как спокойно и светло вдали от городов, обкрадывающих жизни и души. «Замерз навовсе, соколик наш! А ну, присядь к печке, согрейся. А хошь, на лежанку! Я тебя тулупом укрою!» — словно наяву услышал голос Варвары. И, отогнав его, свернул к дому. Поднялся по лестнице. Прислушался. Из квартиры — ни звука. Позвонил. — Кто там? — раздался незнакомый голос. — Николай! Откройте! — сказал требовательно. Щелкнул ключ в двери. На пороге молодая женщина вход загородила. Смотрит строго: — Вам кого? — Я —Николай! Арпик дома? — Вы — отец Павла? — Да. Я его отец! — Входите! Николай вошел в темную прихожую. — Не раздевайтесь. У нас холодно. Топят плохо. А свет — с перебоями, мерзнем. Все переболели. Мать в спальне. В постели лежит. Уже две недели. Пневмония у нее. Вы подождите, я ее подготовлю к встрече. Ведь ей сказали, что вы… — Что — я? Умер, что ли? — Ну да! Так сказали. На дороге убили и в реку скинули. — Кто сказал? — Не знаю. К матери приходили. Меня не было дома. Мать еле пережила. А теперь даже не знаю, как ей сказать о вас? — Не надо бояться. Я сам зайду. Меня не впервой хоронят. А я, как заговоренный, снова возникаю! — хохотнул Николай и вошел в спальню. — Ты? Не может быть! — приподнялась Арпик, прикрыла рот рукой. — Откуда ты? — С того света! Не видишь, что ли? Живой и здоровый! — А мы по тебе давно сороковины отметили! — вырвалось на ужасе. — Поторопились меня оплакать! — Господи! Да как же так? Зачем зло шутить? Ведь мы поверили! Столько денег на поминки извели! А ты живой! У Николая все внутри похолодело, словно и впрямь только из гроба вылез: — Выходит, зря выжил. Не стоило воскресать. Коли успели оплакать, мертвецу никто не рад. Его не ждут. И ты уже себя вдовой назвала, свыклась? — Николай! Это нелепость! Ты жив? — вгляделась Арпик в лицо. — Кто тебе сказал, что я умер? — Человек пришел. Такой громадный, лохматый, горластый. И спросил: «Кто тут баба Николая?» А мы с Наташкой вдвоем были. Он не на меня, на нее смотрит. Я на себя указала. У него глаза на лоб полезли и говорит: «Я подумал, что ты Колькина бабка! Иль нянька его — молочная! Как ты, старая кикимора, в жены ему досталась? Небось, оттого он и откинулся, что такую клячу под боком имел, какою путний мужик жопу не вытрет?» Хотела я его выставить. Обидно было такое слушать. Но ведь он сказал, что ты умер. Решила узнать, где и что случилось? Спросила его, где ты, что с тобой? «Слинял он к блядям от тебя! На тот свет. Хоть там усекет, какую бабу человек должен брать в жены! Там всякие, полный цветник! Выбирай любую, лишь бы справился!» — От чего умер, когда? — спросила я его. «Как мужик помер! В пути! Рэкетиры попутали. Кольку и Григория завалили, размазали насмерть. Только один живой остался. Сумел смыться вместе с фурой. И мне вякнул, как все было. Я тех гадов надыбаю и шкуру до самых мудей с них спущу. Это как два пальца обоссать…» Я так и не поняла, при чем это? И спросила, когда и за что тебя убили? Он сказал: «Рэкет, баба, не окурок в заднице! Не вытащишь, когда припечет. Это бандиты. Они за грузами охотятся. Отнимают. А водил — мокрят! Доперла? Колька умел махаться с ними. Но в этот раз их прижопили кемарящими и пришили. Кольку в реку сбросили с моста, Гришку — под колеса. На том все: нет их нынче. Вот тебе его башли! Тут на поминки хватит. Жаль гада! Кайфовый кент был! Ну да тебе все едино! И на что в свет такие, как ты, вылезают? Хотя! Стоп. Хошь, тебе работу дам! Самую что ни на есть блатную? Башлять будешь знатно. А делать — ни хрена!» С деньгами у нас на то время и впрямь было туго. Я и скажи ему, что согласна, но какая моя работа? В чем заключается? Он и ответил: «На капоте машины сидеть будешь. Тебя, страхуевину, не то рэкет, даже киллер, увидит и сдохнет враз. Добровольно откинется. И ни к водилам, ни к грузу прикипать не станет. Не до того. Представляешь, сколько жизней сбережешь? И только подумай, на магистралях после тебя тихо станет. Езжай, катись, хоть на боку. Никто не тормознет. После тебя, как от атомы, ни одной души. Одни усравшиеся жмуры!» Ну, тут я не выдержала. Выжала его взашей! Негодяй! Так опозорил меня перед дочерью и внуками. Ребятишки Наткины и теперь меня ведьмой зовут и зятю рассказали, что сам черт приходил, мне работу давал. На ступе! А зять, как выпил на твоих поминках, и говорит: «Эй, теща? Где тот черт? Я ему бутылку поставлю, если он тебя к себе возьмет!» Правда, потом извинялся! Он все-таки культурный человек! «Макарыч это был!» — сразу понял Николай. И решил, отдохнув немного, все же найти человека. — Коля! Расскажи, что случилось на дороге? Как ты выбрался из реки? — села Арпик в постели, укутавшись в одеяло. — Мне б умыться с дороги! Ведь я на поезде ехал несколько суток. — Пошли! — нащупала тапки и пошла следом за Николаем на кухню, где Наташа уже накрыла на стол. Николай рассказал, как встретил Макарыча, согласился работать с ним, как начинал у него и какою была его жизнь на дорогах. Наташка, слушая, несколько раз всплакнула. Ей было страшно и обидно за человека, какой, |