Книга Первая невеста, страница 27 – Дарья Верескова

Но, очевидно, это было односторонним чувством. В то время как я, даже не признаваясь себе в этом, ждала этих моментов, видя в монархе достойного противника и собеседника, Феликс Второй воспринимал меня как… чрево для вынашивания наследников Валледа.

Через несколько дней мне разрешили выходить из комнаты, хотя и советовали избегать серьезной нагрузки, включая работу в архивах. Не знаю, о какой нагрузке шла речь, но мне безумно надоело быть взаперти. Единственной радостью для меня была Милли, которая, заметив мое подавленное состояние, каким-то образом умудрилась провести ко мне Батона. После моего переезда во дворец, Батон был переведен в королевские псарни, и я не видела его с момента отъезда в последнюю экспедицию.

Появление лонгхаунда в крыле, где также проживал король, вызвало среди слуг настоящий переполох. Милли узнала, что одна из фрейлин громко пожаловалась королеве на запах и присутствие такого большого животного, после чего жалоба дошла до управителя крыла. Тот в свою очередь ответил фрейлине, что все решения, касающиеся меня, проходят непосредственно через Его Величество, и поинтересовался, хочет ли девушка обсудить этот вопрос с королем. В итоге никто не решился предпринять какие-либо действия в отношении моего длинноносого пса, и он провел целый день в моих покоях, иногда появляясь в общей гостиной и будоража умы общественности. В конце концов, я сжалилась и попросила отправить его обратно в псарни — наверняка он хотел больше пространства и скучал по своим друзьям. Но мое настроение определенно улучшилось.

Погрузившись вновь во дворцовую жизнь, я узнала последние новости. Наставник был жив, но его состояние было критическим: его поместили в искусственный стазис, который, не останавливая, значительно замедлял все процессы в его организме. Одна из ран оказалась нанесена оружием, обработанным неизвестным ядом. Я слышала, что рана была ужасающей, зелёной и загнивающей, но сама я её не видела — к лорду Лойту допускались только медики.

Как обычно, мне приходило множество писем, но я открывала лишь те, что касались баронства Торнхар. Родственники Люсьена и Седрика также писали мне, но я даже не открыла этих писем — это не моё дело.

Трусость де Монте и Эгмонта не осталась незамеченной прессой — журналисты сразу же отметили, что эти двое были единственными, кто не получил никаких ран и выглядели так, будто вообще не участвовали в сражении. Конечно же, дознаватели уже опросили остальных членов команды, после чего началось расследование… но не только действий Люсьена и Седрика. Монарх начал настоящий аудит королевской гвардии и её наставников. Оказывается, проверки были и до этого, но результаты всегда показывали высшую готовность гвардии. Я думаю, что заинтересованные родители гвардейцев, сидящие на высоких позициях, подкупали проверяющих, но теперь это не работало — слишком велико было общественное внимание.

Журналисты также добрались и до меня. Многие хвалили мою храбрость, отмечали, что если бы такие, как я, состояли в гвардии, то ничего бы не случилось. Но это, конечно, не всё. Первое же издание, которое я взяла в руки, рассуждало о том, что подобные экспедиции для меня должны быть запрещены до того, как я выношу двух детей. Они даже взяли интервью у нескольких членов совета Лордов.