Онлайн книга «Помилованные бедой»
Они говорили недолго. Уже через полчаса завели в кабинет Петухова, рассказали о намеченном. И после обхода больных Юрий Гаврилович послал завхоза заказывать гроб. Сам позвонил жене, чтоб съездила на дачу. — Тамара, набери всего побольше. Не скупись. Надо помочь человеку. На него сейчас смотреть страшно. Ничего не соображает. Живет на автомате, его постоянно надо тормошить… …После похорон все пришли в дом Петухова. Здесь тихо и сумрачно, словно весь свет забрала с собой хозяйка. — Вань, ты в этом доме родился? — спросил Леонид Петрович. — Да. И вырос здесь. — Хорошо у тебя здесь! Тихо, как у меня в морге. Даже чхнуть жутко! Ты так всю жизнь провел? — При маме веселее было. Она просила радиолу включать. Ей так легче работалось. — Он смахнул со щеки то ли пот, то ли слезу. — Ваня, девчата, особо не суетитесь, нам поторопиться нужно в больницу, — напомнил Бронников. — Таисия! Мы с тобой два дня дежурим. Лида с Иваном пусть отдохнут. Им здесь хватит дел. Оглядел врачей: — Управитесь сами? Или помощь нужна? — Я могу своих пристегнуть, уборщицу и сторожа, — предложил Сидоров. — Это пара гнедых профессионалов. У них еще один помощник имеется — кладбищенский сторож. Это тройка борзая. Хоть урыть, хоть вырыть. А уж поминать горазды хоть кого! Я их, случается, неделями разыскиваю. А они на оградах висят, отдыхают, просыхают после поминок. Когда свое имя начинают вспоминать, привожу на работу. Кого хоронили, и через месяц не вспомнят, зато поминки — от начала и до конца! Вот память. Все через задницу! — Возьми для них бутылку! Пусть после работы помянут мать Ивана, — вспомнил Бронников. — Юр, не спаивай мой батальон! А то и тебя эти не минут. У обоих дедов уже глюки начались. У них без бутылки ни один день не проходит. Все время навеселе! — пожаловался Петрович. — Лень, а как иначе работать в морге? Если не выпить, свихнуться можно, — вздохнул Бронников. — Это ты брось! Смотря как воспринимать работу. Вон наша Аннушка приноровилась — когда поет, а иногда грызется! — С кем? — Конечно, с покойниками! Со мной не посмеет, со сторожем — так и послать может. У него на эти случаи своя домашняя пила имеется. А мертвым какая разница? Они при жизни столько бабьего бреху наслышались, что от него на тот свет слиняли! — Ой, Петрович, как вы неуважительны к женщинам! — заметила Таисия Тимофеевна. — Есть женщины и бабы! Так вот я о последних, — усмехнулся патологоанатом и сел к столу, едва его пригласили… Выпив по рюмке, помянув покойную, гости заторопились в больницу. И только Лидия с Иваном никуда не спешили. Вернувшись в дом, Лида принялась убирать со стола. Иван помогал ей. — Ванюша, дальше сама справлюсь, а ты свари нам кофе. Но не упусти пенку, хорошо? — Осмелившись, погладила щеку. Иван от неожиданности остановился остолбенело. Сколько раз мечтал обнять Лиду, прижать к себе, но боялся получить отпор и обидеть ее… — Ванечка, какой ты робкий! — улыбнулась лукаво. — Ты, наверное, еще не целовался? Собрала со стола последние тарелки в стопку, понесла их на кухню. Петухов шел за ней словно на веревке. Пока она мыла тарелки, ставила их в сушилку, хозяин сварил кофе и, разлив по чашкам, разглядывал Лиду. «Красивая, даже чересчур, но почему одна до сих пор?» — думал молча и ловил себя на мысли, что и у него с нею все срывалось, что-то мешало. — Лида, присядь, хватит хлопотать! — Подошел, обнял за плечи, повернул к себе, заглянул в глаза. — Какая ты красивая! Тебе об этом говорили? — А мне это нужно было? — По-моему, женщина без комплиментов, как цветы без запаха, жить не сможет. — Ванюша, начнем с первого: я девушка. Дальше все понятно? Я не признаю нынешних отношений, свободный секс, скороспелые семьи и разводы через месяц. У меня другие убеждения, свои, старомодные. Я консерватор, на свою беду. Потому до сих пор одна. Ну и ладно! Предложения еще есть. Но все не то. — Села к столу. — Лида! Пошли в комнату. Подхватил чашки и, поставив их, усадил гостью на диван, рядом с собой. — А тебе кто-нибудь нравится? — взял ее руку в свои ладони. — Пока нет, — отвела взгляд. — Нет? — дрогнули его руки. — Скажи, какого мужа хотела б иметь? — Ну, чтобы он был добрым, сильным, хорошо сложенным, смелым и самостоятельным. — А главное, чтобы хорошо зарабатывал? Не то что я? Так или нет? — пытливо смотрел на девушку. — Конечно, было бы неплохо иметь обеспеченного мужа, но такие либо распутные, либо уже занятые! — Значит, ты свободна? А я думал, что прозевал и упустил тебя! — Ванечка! Сейчас не то время. Погоди сорок дней после смерти матери. Так положено, как говорят старики. — А ты подождешь? — Куда денусь, само собой, дождусь. Больше ожидала, когда смелее станешь, обратишь внимание, но ты словно замороженный, никого вокруг себя не видел, — улыбалась Лида. Иван схватил ее в охапку, целовал глаза, щеки, губы, шею, прижал к себе растерявшуюся, испуганную ласковым шквалом. — Лида, девочка моя, — гладил плечи, голову. — Как долго я ждал тебя! Радость моя! Сколько думал о тебе! Мать не обиделась бы, она знала, я рассказывал ей! Единственное счастье мое! — Взял Лиду на руки, перенес в свою комнату. — Ваня, Ванюша! — Обвила руками шею, на сопротивление не было ни сил, ни желания… — Мы решили жить вместе! — объявил Иван, вернувшись на работу. — В час добрый! — улыбнулся Юрий Гаврилович и добавил свое коронное: — Не было счастья, так несчастье помогло… Их шумно поздравил медперсонал обоих корпусов. И с пожеланиями всяческих благ устроили праздничное чаепитие. — Значит, так? Когда беда за зад прихватывает, вы ко мне бегом! Чуть боль прошла — меня забыли? — просунулась в дверь голова Петровича. — Проходи! Понимаешь, Иван с Лидой решили пожениться. — Только вздумали. Я был уверен, что у них уж не меньше двух партизан подрастают. Один в первый класс пойдет, а вторая — пятилетка! А они и не снюхались до сих пор. Что ж ты, Юрий Гаврилович, так плохо молодых растишь? Да если бы не я, они до пенсии не осмелились остаться наедине. У меня покойники смелее! — хохотал Сидоров. — Погоди, Лень! Ребята осмелели, и хотя удивили, но и обрадовали меня. Но больше всех удивил меня сегодня Гитлер из пятой палаты. — Не иначе как присмотрел какую-нибудь шизофреничку в окне и вздумал через тебя сделать ей предложение, осчастливив до конца жизни? — встрял Сидоров. — Если бы так, я б еще понял! |