Онлайн книга «Помилованные бедой»
— С матерью виделась? — Конечно. — Рассказала ей о свекрови? — Нет! Мамка в очередной раз замуж выходила. Ей не до меня! Свадебное платье примеряла… Я ее не осуждаю и не обижаюсь! Молодчина, правильно живет, для себя. Ни по кому не тоскует и не плачет. Ни за кого не держится. Любит только себя. Наверное, это правильно. И я такая! У Петухова сигарета выскочила изо рта от удивления, Бронников выронил ручку. — Зачем же в петлю полезла? От великой любви к себе? — закашлялся Юрий Гаврилович. — Неужели не врубились? Мать, скажи ей правду, убьет на месте. Причем и Ксюшку возненавидит. Муж со свекрухой, если им не удастся меня в петлю загнать с концами, придумают что-нибудь. Свекровь в санэпидемстанции работает. У них там всего хватает, сама хвалилась. Как-то муравьи завелись на кухне. Она в пузырьке что-то принесла. Помазала всюду, на другой день не только муравьи, а и тараканы убежали до единого. Ни мух, ни моли не стало. Свекруха тогда сказала мне, что она при желании сможет избавиться в секунды от любого неугодного. Бронникова словно молнией ударило: — Вот негодяйка!. — За себя я не боюсь, за дочь страшно. Правда, пока мать жива, они ничего не утворят с ребенком. А когда не станет ее… Хотя до того времени девочка уже вырастет… Конечно, будет знать их и остерегаться. — Выходит, для себя не видишь выхода? — Нет! — А может, ты просто боишься остаться без мужа? — спросил Петухов. — Вы что имеете в виду? Мужчину боюсь потерять в Андрее? Так мы с ним уже больше года не спим в одной постели. Он заразил меня лобковыми вшами. Когда я его упрекнула, всю вину на меня свалил, сказал, что здесь, в больнице, подхватила и его испачкала. С того дня мы спим в разных постелях, и к себе Андрея не подпускаю. — Понятно! Хотя ни черта не пойму, зачем с ним мучаешься? — нахмурился Юрий Гаврилович. — Вот потому хотела повеситься, чтоб и себе, и всем другим руки развязать. Ну нет другого выхода! Нет его! Не помешайте мне один раз. Не заметьте, не следите, не выдергивайте. Дайте мне успокоиться! Умоляю вас! Я рассказала голую прав- ду! Хоть кто-нибудь, пощадите, отпустите меня! Я устала от ненависти и зла! Дайте моей душе вздохнуть светло и свободно. Не в жизни радость, люди! А в том тепле, что отнято и не вернется! Как жить среди проклинающих? Это все равно что находиться средь убийц и при том прикидываться дурой. Но нет, с меня хватит! Я и впрямь дура, но все ж не настолько, чтоб ничего не понимать. — Римма, а у тебя есть подруги, которые могли бы поговорить с матерью? — Зачем? Во-первых, она им не поверит. Потому что оснований нет. При ней Андрей со свекрухой ходят передо мной на цирлах. — А почему она не навестит вас в больнице? — Стыдится меня и заведения, где лечусь. — Если мы пригласим ее? Поговорим все вместе? — предложил Бронников. — О чем? — Чтоб взяла вас к себе с дочкой! — Я не пойду. У нас разное отношение к жизни, людям. — Пусть как мать поможет купить жилье! Постепенно вернете ей долг. — Замучает попреками! — Клянусь, слова не скажет в укор. Это я на себя возьму! — пообещал Юрий Гаврилович. — Она уроет Андрея со свекрухой и попадет в тюрьму из-за них. Я этого боюсь и не хочу. — Пальцем не тронет! Даю слово! — Вы что, волшебник? Да вы просто не знаете мою мать, иначе никогда такое не обещали б! — Не пытайся нас напугать! Оглядись вокруг, посмотри рядом. Вот с кем приходится общаться, и причем каждый день! И ничего! Получается! — улыбался Петухов. Римма согласно кивнула головой и добавила тихо: — Все ж моя — человек особый! Прежде чем говорить с ней, даже водители крестятся. Она ни с кем, кроме себя, не посчитается. Об одном прошу, каким бы ни был исход разговора, на меня не обижайтесь, ведь я вас предупредила… Елизавета Николаевна быстро подняла трубку. И, услышав, кто и откуда ей звонит, спросила удивленно: — А чего из-под меня нужно? — Ваша дочь находится у нас на лечении. Или не интересно матери знать о здоровье Риммы, о результатах наблюдений? Вы, между прочим, могли бы помочь ей побыстрее встать на ноги, избавиться от недуга навсегда! — говорил Юрий Гаврилович. — Не сушите мне мозги! Римку я возила в Москву к профессуре. И главный псих, вот мать его, забыла фамилию, так и вякнул, что навязчивость самоубийства — болезнь века! Ею теперь болеют многие люди! Вот и мою дуру достало! Мол, натура у нее тонкая, а время и люди — жестокие. Нет стыковки и гармонии. Короче, крыша сорвалась от всех окружающих еще с детства! Натура у Римки особая. Потому пиздец! Не жилец она на этом свете! — Ошибся ваш светило. Все не совсем так! — Короче, у меня нет время на пустую трепотню! Чего хочешь? Говори. — Увидеться с вами нужно! — Для чего? — Очень серьезный разговор к вам есть. — А мне он нужен? — Если вы дорожите дочерью, значит, необходим! — Вот черт! За самую жилу ухватил! Ну, давай свидимся! Только я днем не могу. Минуты свободной нет. Пока всех своих хануриков тряхну за задники и передники, глядишь, уж полночь! — Об этой встрече не я, вы должны просить. Римма для меня такая же больная, как и другие, а вам она — дочь, — терял терпение от наглости бабы Бронников. — Тебе чего, бабки нужны на ее лечение? Давай вякни — сколько? Водила привезет. — Мне с вами увидеться нужно для разговора… Если днем не можете, назовите удобное для вас время, и мы решим, — предложил главврач. Елизавета Николаевна долго не раздумывала: — Давайте увидимся хоть завтра, только не в психушке! Туда я не приду, хоть стреляйте меня, понятно? — А где? — растерялся Юрий Гаврилович. — В любом кабаке! Мало их, что ли, в городе? — Я не хожу по ресторанам! — Да не ссы! Счет я оплачу! — услышал в ответ пренебрежительное. — Там не поговорить. А причина серьезная! Не для обсуждения в застолье! — Тогда ко мне намыливайся! — назвала адрес. И хлопнула трубкой поспешно. В означенное время Юрий Гаврилович с Иваном подошли к трехэтажному коттеджу, позвонили прямо от ворот. Им открыла женщина лет сорока. И на вопрос, она ли Елизавета Николаевна, ответила, указав на коттедж: — Хозяйка дома! Ждет! Проходите! — провела через двор в прохладу дома. — А вы даже вдвоем? Не решились ко мне поодиночке возникнуть? Испугались? То-то и оно! Поизвелись нынче мужики-соколы! Обеднела, обнищала на них матушка Русь! Нынче у мужиков одни огрызки меж ног болтаются. Бабу обнять некому! Так вот и маюсь несогретая! — Встала навстречу врачам. |