Онлайн книга «Последняя охота»
Катерина, забыв задернуть окно, разделась и мылась в корыте. Уж так привыкла, перед сном приводить себя в порядок. Она и не предполагала, как следят за ней из окон соседнего дома. Света там не было. Шкворень не хотел выдать себя и, сидя у окна, безнаказанно, внаглую рассматривал бабу. Дамир подошел внезапно, задернул занавески, и Шкворень, сплюнув зло, выругал его. На следующий день Катерина не вышла в огород. Шкворень рассудил по-своему: «Хорек в хазе. Она при нем канает». Он и сам не знал, ну почему эта баба по соседству заняла его мысли и вторглась в жизнь одинокую, суровую светлым слабым лучом. «Ну на что тебе, старый дурак, эта корова? Кой с нее понт? Хиляй в бардак! Там любую сфалуешь за бабки. И много моложе ее и корячить из себя не станет. Да и заложит эта сука, хотя ни у одной за плечами не стоял. Но как это? Вон было ж, когда менты возникли к нашим чувихам, а мы с ними забавлялись. Через окна смылись мигом. Такая жизнь пошла, не угадаешь, кто кого и где уроет». Прошла неделя с того дня, как Шкворень с Катериной стали смотреть на окна друг друга. Сначала с подозрением, с опаской, потом с любопытством и трепетом. «Ну и плечи у него! Вот это мужик! Не то что мой: на ладони поднять можно и не почувствуешь, что в руку поймала», — разглядывала в освещенном окне раздевшегося до пояса Шкворня. Тот за прошедшие дни успокоился. Менты не возникали. Понял, баба его не высвечивает, а значит, свою имеет цель. Повернувшись, приметил Катерину в окне и жестом позвал ее. Та оглянулась, Дамир уже спал, разметавшись в постели. Сына еще не было, он возвращался много позже, и баба тихо вышла во двор. — Иди ко мне, касатка моя. Прости, что обидел тебя, глупый осел. — Жадно, непривычно торопливо шарили по телу чужие руки. Катерина отталкивала их, но в душе ликовала. «Получай, гад!» — смеялась над мужем молча. — Голубка! Солнышко мое! — Дрожали руки соседа горячие, сильные. Он целовал Катьку так, как никто в жизни. Баба растерялась. Ей не хотелось сопротивляться этому напористому человеку, а он становился все настойчивее. — Я люблю тебя! Катерина сжималась в комок. Ей было стыдно и почему-то радостно. Она даже от мужа не слышала признаний и таких ласковых слов. — Не бойся, родная моя! Поверь себе и мне. Ты не ошиблась. — Стиснул в объятиях, целовал так, что баба не удержалась на ногах. Ах, как пахла мята совсем рядом, как пели ночные птицы над их головами, как не хотелось возвращаться в свой убогий дом к Дамиру, тщедушному, низкорослому, так не похожему на соседа! И почему не этот, а именно тот стал ее мужем? За что наказала судьба? Ведь ей плохо в своей семье. С этим она впервые в жизни почувствовала себя женщиной, нужной и любимой. Катерина вернулась домой, шатаясь, как пьяная. Ее отсутствие осталось незамеченным. Дамир спал, а сын так и не пришел ночевать. Баба прилегла прямо на кухне, на лавке, но уснуть не смогла. Она пыталась стыдить себя и тут же оправдывала: «Что ж такого? Узнала, что я не колода и не кобыла? Баба, да еще какая! Впервой прозрела и почуяла, каким должен быть мужик и за что его любить следует! Уж сосед не то что мой сверчок!» Вспомнила всю встречу со Шкворнем и покраснела. «Опытный черт, тертый! Скольких он вот так взял? Из его лап не вырвешься! А и неохота! Ох, бесстыжий змей! Ну всю обласкал, обцеловал, неугомонный! А как не отпускал? Все умолял побыть с ним еще. Все ему мало!» — смеялась баба втихомолку и вспоминала. — Ты, как только урвешь минуту, прибегай ко мне. Ждать стану. Для тебя все мои двери настежь распахнуты. — Не знаю. Боюсь я, а что, если муж узнает про все? Испозорит до самой смерти! — Откуда ему пронюхать? — Твои мужики проболтаются, какие тебя сторожат. — Этих не бойся. Они вернее собак. За меня сдохнут, не сморгнув. — А меня пропустят? — На руках принесут по моему слову! И она поверила. Горело лицо Катерины, а в глазах все он стоит: «Я люблю тебя…» «Совестно как. Уж не девка, сколько лет мне? А надо ж такому случиться? Полюбила, сама того не ждала. Думала, всю жизнь со своим прожить в верности. Да бабье подвело нежданно…» — Ты чего это тут валяешься? — подошел Дамир. — Голова всю ночь болела, места себе не находила, — пожаловалась баба. — Почему не разделась? Таблеток в доме полно. Выпей, голова перестанет болеть. — Не помогают… — Давай мокрую тряпку на лоб положу? — Спасибо тебе, — поблагодарила Дамира. Тот присел рядом, смотрел на жену, и в душу закралась непонятная, необъяснимая тревога за нее. — Иди в постель. Сегодня я с тобой побуду. Нельзя тебя, хворую, одну оставлять. — Не обращай внимания. Пройдет. Бабья хворь как роса. Похвалишь, тут же все пройдет. — Если б так! С чего вся горишь? — Видно, сквозняком прохватило».. — А наш прохвост так и не пришел? — глянул на постель сына. — Нет. Не воротился. Видно, много у него друзей появилось, есть где на ночь остаться… — Шелапуга! Женить его надо! — Пусть сам судьбу устроит. — Он устроит! Только нам дождаться ли? Нас с тобой много спрашивали старики? Окрутили, и все на том. И живем уж сколько лет! Ни ты, ни я об их решении не пожалели. Вот и с ним так надо, покуда с пути не сбился в канаву. Верно говорю? — Да кто знает? Теперь времена сменились: силой уздечку ни на кого не накинешь. Лягаться станет. Тогда вовсе потеряем его. Сбежит от нас. А и что держит? Старая халупа? Иль мы? — отмахнулась Катерина и пошла попить воды. — Кать, да у тебя вся юбка в зелени, и в косе трава! Где кувыркалась? — Ты чего? Целый день в огороде грядки полола. Ну прилегла на сеновале на полчаса. — Тут не сено! Живая трава… — За домом на полчаса прилегла. Может, от того и голова болела, что солнцем напекло. — Ну отдыхай. Я пойду кур выпущу и корову накормлю. — Вышел в сарай, открыл двери, следом за курами свернул за дом и ахнул от удивления. Вся трава измята, словно на ней табун лошадей валялся. «Странно, кто тут отметился? Катерина? Хоть и крупная баба, но одной так не суметь. А кто ж помог ей? Дементий иль сосед-бандит? Не-е, она с обоими не в ладах. А и к чему Дементию баба? Да еще такая, как Катерина? Что он с ней делать станет? Со своей старой вряд ли в одной постели спит. Ворюга и тем более. Они с Катькой — давние враги. Особо, когда его кенту яйцы расшибла. С тех пор лютеют. Но кто тут егозил?» — стоял в растерянности. — Корову я сюда привязывала. Иль не видишь? Тут на воздухе она была, на глазах у меня, — нашлась жена и принялась хлопотать у печки, даже не оглянувшись на Дамира. |