Книга Магистр дьявольского культа (Mo Dao Zu Shi), страница 121 – Мосян Тунсю

Цзинь Лин пылал гневом: «Это всего лишь слова! А ты, сумасшедший обрезанный рукав, что тебе от меня надо?! Да я тебя…»

Вэй У Сянь поднес ко рту сложенные лодочкой ладони и крикнул за спину Цзинь Лину: «Эй! Хань Гуан Цзюнь!»

Цзинь Лин боялся Лань Ван Цзи даже больше, чем Цзян Чэна. В конце концов, дядя был из его собственного клана, а Хань Гуан Цзюнь – из чужого. Перепуганный до смерти, он пустился наутек, крича на ходу: «Ах ты грязный педик! Чокнутый чудила! Я тебя запомнил! Это еще не конец!»

Вэй У Сянь так громко хохотал ему вслед, что чуть не задохнулся. К тому времени как Цзинь Лин исчез за горизонтом, грудь его уже болела от напряжения, и Вэй У Сянь усилием воли справился с приступом смеха, как следует прокашлявшись. Наконец-то у него выдалась свободная минутка, чтобы все обдумать.

Цзян Фэн Мянь забрал к себе Вэй У Сяня, когда тому было девять.

Большинство воспоминаний тех лет были подернуты туманной дымкой. Но мать Цзинь Лина, Цзян Янь Ли, все помнила и даже поделилась некоторыми из них с Вэй У Сянем.

Она говорила, что с тех пор, как ее отец услышал, что оба родителя Вэй У Сяня погибли в бою, Цзян Фэн Мянь беспрестанно искал дитя своих покойных друзей. И его поиски увенчались успехом: он, наконец, нашел ребенка в И Лин. Когда он впервые увидел Вэй У Сяня, тот стоял на коленях на земле и ел очистки фруктов, выброшенные кем-то на улицу.

Зимы и весны в И Лин довольно суровы, ребенок же был замотан в негодные тонкие одежды, изодранные в коленях в лоскуты, а на ногах красовались разные башмаки, не подходящие по размеру. Он наклонился, пытаясь отыскать еще очисток, и Цзян Фэн Мянь позвал его. Вэй У Сянь все еще помнил, что в его имени был иероглиф «Ин», и поднял голову. Щеки его покраснели и потрескались от холода, но на лице все равно сияла улыбка.

Цзян Янь Ли рассказывала, что мальчик родился с улыбкой на устах. Какое бы несчастье ни случилось, Вэй У Сянь не принимал его близко к сердцу; в какой бы ужасной ситуации он ни оказался, Вэй У Сянь по-прежнему не унывал. Возможно, в каком-то смысле такое отношение к жизни могло показаться чересчур беспечным, или даже сам Вэй У Сянь – жестоким человеком, но на самом деле все было не так уж и плохо. 

Цзян Фэн Мянь угостил Вэй У Сяня кусочком дыни, и ребенок позволил увести себя. В те годы Цзян Чэну тоже было около восьми или девяти лет, и в Пристани Лотоса он держал нескольких щенков для игр и развлечений. Узнав, что Вэй У Сянь панически боится собак, Цзян Фэн Мянь счел нужным, чтобы Цзян Чэн уступил гостю и отослал псов прочь. Цзян Чэн же очень этого не желал. Однако, перебив кучу вещей, учинив тысячи скандалов и проревев дни подряд, он, наконец, смирился.

Из-за этого Цзян Чэн довольно долго испытывал к Вэй У Сяню неприязнь, но когда они познакомились поближе, то стали неразлучны и часто проказничали вместе. Если они вдруг встречали собак, то Цзян Чэн прогонял их, а затем безудержно хохотал над Вэй У Сянем, который уже успевал забраться на дерево.

Вэй У Сянь полагал, что Цзян Чэн всегда будет за него, а Лань Ван Цзи – против. Он и помыслить не мог, что все так перевернется с ног на голову.

Вэй У Сянь направлялся к оговоренному с Лань Ван Цзи месту встречи. Под редкими огнями, мерцающими в ночи, не бродило никаких случайных прохожих, потому Вэй У Сяню не пришлось крутить головой по сторонам: он сразу же заметил высокую фигуру в белом, с опущенной головой неподвижно стоявшую в конце улицы.