Книга Переполох в гареме. Попаданка в султанский гарем, страница 2 – Диана Озтюрк

Мимо прошёл завсегдатай барбершопов — стильный мужчина-плейбой с аккуратно подстриженной бородкой, благоухающий терпким парфюмом. Местные гопники небрежного вида, со злыми орлиными глазами, перебирали в руках молитвенные чётки. Сутулый седовласый старик, крепко сжимая трость, что-то бормотал, подкармливая диких голубей. Влюблённые подростки, безумно романтичные и до чёртиков ревнивые, делали парные тату — не всегда у искусных мастеров, о чём позже горько сожалели.

Тем временем Света, пытаясь сделать снимок симита на фоне набережной и гудящего парома, подверглась налёту дерзких чаек. Стая бесцеремонно вырвала сдобу из её рук и улетела, оставив после себя неизгладимое впечатление.

— Не, ну ты это видела⁈ — возмутилась подруга, придерживая одной рукой шляпку, которую норовил стащить ещё один коренной житель — ветер.

У него несколько личностей, и каждую можно не любить, но принято уважать. Пойраз — холодный северо-восточный ветер, имя которого происходит от греческого бога Борея. Говорят, он рождается где-то в снежной России и приносит непогоду. Мельтем — лёгкий летний бриз, сравниваемый в шутку с энергичной мамочкой: усиливается днём и стихает к ночи. Лодос — самый враждебный, приносящий туманы и бури, способный менять течения Босфора. Карайель — «чёрный ветер» с Балкан, зимой замораживающий пролив. Кыбле дует со стороны Мекки, а Гюндогду и Гюнбатысы — братья-ветры, чьи имена означают «где солнце встаёт» и «где солнце садится». Их сестра — северный ветер Йылдыз, «звезда», дующий со стороны Полярной звезды.

Особый авторитет у местных — у котов. Им дозволено всё и даже больше. Они живут в маленьких домиках, питаются за счёт государства и сердобольных прохожих, вальяжно разлёживаются на ступеньках и лениво греются под солнцем. Гид обмолвился, что они имеют религиозную неприкосновенность, но Злата не успела уточнить подробности, отвлёкшись на продавца лотерейных билетов.

Тот зазывал прохожих «поймать удачу за хвост», выискивая в толпе азартных людей. Не менее колоритным показался девушке чистильщик обуви — проныра с жуликоватой внешностью. Его схема была стара как мир: «случайно» уронить щётку, «искренне» поблагодарить того, кто её поднимет, предложить бесплатную чистку, а потом предъявить счёт втридорога. После словесных перепалок обманутый турист всё же расставался с деньгами, а ботинки его сияли чистотой.

— Уважаемые господа, проходим в автобус! — окликнул их гид Мустафа. — Следующая остановка — великолепный Топкапы!

Пройдя в императорские ворота, Злата испытала еле уловимый трепет. Когда-то по этим тропам величаво шествовал сам падишах, и люди покорно склоняли головы в знак уважения. Каменные стены дворца стали невольными свидетелями и жёсткой дисциплины, слепого повиновения, шпионажа, благородства, мужества, и безрассудной любви. Чего стоил один «Фонтан палача» у главных ворот, где полоскали затупившиеся секиры, острые кинжалы и окровавленные руки султанских карателей. Убийства совершались всегда ночью, а днём те же люди работали садовниками, храня придворные тайны — ведь им ещё в детстве отрезали языки.

Минуя Византийскую церковь Святой Ирины и монетный двор, где в османскую эпоху создавались ювелирные изделия и чеканилась валюта, группа туристов сделала несколько снимков на память и прошла во второй двор — Диван Мейданы. Это было сердце империи, где заседал Высший Государственный совет, проводились церемонии и принимали иностранных послов. Левее здания Совета возвышались Каретные ворота — отсюда в закрытых экипажах, сохраняя инкогнито, выезжали в город наложницы.