Книга Невеста по приказу, или Когда свекровь ведьма, страница 37 – Лика Семенова

— Вкусно, малыш? Кушай, у меня еще есть. И никто у тебя не отнимет. А, может, ты хочешь сладкий орешек?

Тот оторвался от курицы и будто внимательно слушал. Я повернула голову:

— Пилар, дай орешки!

Та с явной неохотой принесла вазочку. Но уже молчала. Сдалась. Я достала орех, но на пол класть не стала. Просто вытянула руку. Интересно, осмелится взять? Зверь долго присматривался, принюхивался, прислушивался. Приближался медленно и опасливо. Наконец, приподнял крылья, вытянул шею и аккуратно вытащил ядрышко из моих пальцев самым кончиком клюва. Есть уселся совсем недалеко. С наслаждением грыз орех и смотрел на меня.

Он съел еще несколько штук, и потом уже не взял. Наверное, наелся. И весь будто расслабился. Стал осматриваться. Может, собирался уйти… Мне этого совсем не хотелось, но не могла же я силком его удержать. Он — зверь вольный. Я подошла к двери в спальню, приоткрыла, посмотрела на него:

— Вот здесь дверь. Если хочешь, можешь уходить… Когда захочешь.

Тот будто понял. Приосанился и направился к двери. А я посмотрела на торжествующее лицо Пилар. Она была счастлива, что грифоныш не захотел остаться. Но тот на полпути свернул, забрался на стул, потом на стол. Осматривался, сверкая глазами, и, вдруг, расправил крылья, сорвался с места и сделал по полутемной комнате круг. И тут раздался грохот.

Мы с Пилар обернулись на звук и увидели, что проклятое зеркало, которое так и не убрали, лежало навзничь. Пилар охнула, кинулась поднимать. Посмотрела на меня с ужасом:

— Сеньора… разбилось! — Она сжала кулаки: — Все зверь проклятый! Вот и дождались беды! Что мы теперь скажем, если спросят?

Я поднесла свечу, присмотрелась. Рама не пострадала. Лишь само зеркало рассекла тонкая, как волос, диагональная полоса.

— Ничего не скажем. Если спрашивать будут, говори, что ничего не знаешь. Зеркало с самого начала было с трещиной. А убрали его, потому что в разбитое смотреться — дурная примета. На этом и стой. Убери его в угол, и давай спать ложиться.

Грифоныш приземлился на резной сервант и, судя по всему, намеревался там ночевать. Уходить от нас он, кажется, не захотел…

* * *

Когда я открыла глаза, в комнате было уже совсем светло. Должно быть, близился полдень. Я потянулась и нащупала ногой что-то мягкое. Села в кровати. Под одеялом отчетливо просматривался подходящий по размеру бугорок. Значит, мне не приснилось! Сквозь дрему мне показалось, что грифоныш забрался на кровать и долго обнюхивал меня. Тыкался в забинтованную руку. Видимо, ему понравился запах мази… Ну вот: никто никого не загрыз.

Пилар заметила, что я проснулась. Улыбнулась до ушей. Кажется, у нее было хорошее настроение. Видимо, выспалась.

— Доброе утро, барышня. Слава богу, этот желток, кажется, умотал восвояси! Я всю комнату обглядела — нет нигде!

Я даже прыснула со смеху:

— Желток? А что… Мне кажется, это очень мило. Желток!

Пилар ошарашено смотрела на меня:

— Мило? Да будет вам, барышня! Чего тут милого?

Я улыбнулась. Внутри аж что-то дребезжало от умиления и глупого детского восторга. Желток! Прелесть! Какая же прелесть!

— Значит, будет Желток! Ему очень подходит.

Пилар с ужасом уставилась на меня.

Я подцепила край одеяла и осторожно подняла, стараясь не потревожить грифоныша. Он сопел, трогательно свернувшись калачиком, обкрутил себя хвостом. Чувствуя приток холодного воздуха, насторожился, не открывая глаз, вытянул шею. Широко разинул золотистый клюв и уморительно чихнул. И пух вокруг выпуклых птичьих ноздрей тут же потемнел.