Онлайн книга «Retrum. Когда мы были мертвыми»
— Может быть, стоит сходить к врачу. Нет, я хотел сказать — к специалисту-психологу, — высказал предположение отец. — Понимаешь, такие вещи нельзя запускать, это как отрава, попавшая в кровь. Если не применить противоядие, она разойдется по всему организму, и потом будет слишком поздно что-либо делать. — Папа, о чем ты? Какая отрава? Я тебя не понимаю. — Видишь ли, человек не всегда отдает себе отчет в том, что с ним происходит. Со стороны бывает виднее. Так вот, мне кажется, что ты впал в депрессию. Я хотел бы помочь тебе, вот и подумал, что, может быть, нужно подыскать подходящего… Прежде чем прозвучало слово «психолог», я перебил отца и заявил: — Пойми, папа, ты ведь мне и так очень помогаешь. Никакой врач или специалист-психолог нам не нужен. — Правда? — недоверчиво переспросил он. — Честно говоря, я не очень понимаю, чем именно помогаю тебе сейчас и как еще могу поддержать. — Папа, ты ведь позволяешь мне быть таким, какой я есть. Вот она — величайшая помощь, которую отец может оказать сыну, — заявил я наставительным тоном пожилого профессора, поучающего неразумного ученика. Отец встал с кровати и, устало покачивая головой, направился к двери. Прежде чем выйти из комнаты, он пристально посмотрел на меня и спросил: — Ты действительно уверен, что тебе не нужна помощь? — Папа, успокойся, я еще никогда не чувствовал себя так хорошо, как сейчас. Когда дверь за отцом закрылась, я нажал на «PLAY», чтобы позволить Питеру Мерфи дотянуть до конца припев, оборванный на полуслове: Bela Lugosi is dead Undead, undead, undead… [9] Черный блокнот
Вечность просто влюблена в то, что может подарить преходящее мгновение. — Уильям Блейк — Последним уроком в расписании пятницы был английский. На этих занятиях я мог позволить себе расслабиться и посвятить высвободившийся час своему черному блокнотику. В нем я собирал тексты, так или иначе связанные с моим новым увлечением, и когда выдавалась свободная минута, снабжал эти фрагменты иллюстрациями. Для начала я пририсовал к тексту песни «Бела Лугоши умер» стилизованного вампира, а оставшуюся часть урока посвятил более тщательному наброску могильщика с лопатой в руках. Этот несчастный, измученный тяжелой работой человек вполне мог сойти за того самого Лоренцо — могильщика, согласившегося помогать Тедиато в реализации его безумного замысла. Впрочем, вдохновение для изображения похоронных дел мастера я искал вовсе не в «Кладбищенских ночах». Вообще-то я собирался нарисовать иллюстрацию к одному из стихотворений Уильяма Блейка — совершенно нетипичного английского романтика, казавшегося мне в немалой степени трагикомическим персонажем. Заинтересовавшее меня стихотворение звучало так: Принесите мне лопату и топор, Принесите мой саван. Когда моя могила будет выкопана, Оставьте меня одного под натиском ветров и дождей. Я лягу в землю, холодный как глина, Ибо настоящая любовь рано или поздно проходит. — Что ты сейчас делаешь? Увлекшись рисованием, я даже вздрогнул от неожиданности, когда услышал голос Альбы. Моя соседка по парте, оказывается, отвела глаза от доски, исписанной английскими phrasal verbs [10] , прервала совершенно бесполезный процесс переписывания этих конструкций в свой конспект и уткнулась взглядом в мой блокнот. — Не видишь, что ли? Рисую. — А что это за стихи? Поняв, что продолжить заниматься делом, от которого меня так бесцеремонно оторвали, мне уже не удастся, я с недовольным видом повернулся к Альбе. Я прекрасно знал, что преподавателю английского не было никакого дела до того, чем я занимаюсь на его уроках. Этот довольно странный человек во время занятий явно витал в облаках, будучи, несомненно, свято уверенным в том, что рассказывает нам о самых интересных вещах в мире. Разница между give back, give in и give up, похоже, вводила его в состояние блаженного транса. В общем, уроки английского были практически идеальным фоном для того, чтобы предаться размышлениям на тему моего вхождения в мир теней и познания этого нового для меня пространства. Не удивительно, что я не пришел в восторг, когда Альба нарушила эту идиллию. В какой-то мере меня обезоружила ее простодушная улыбка, которой она предварила свою очередную реплику: — Я, кстати, тоже пишу. Не знал? — Правда? Что же? — спросил я, изо всех сил стараясь, чтобы голос звучал не слишком грубо. — Да так… кое-что. Она выжидательно посмотрела на меня, явно рассчитывая на то, что я поинтересуюсь, что именно она пописывает в свободное от учебы время. Секунды шли, а я не проявлял к ее намекам никакого интереса. Так мы и сидели, глядя друг на друга, я на нее — холодно, она на меня — с надеждой. Следует заметить, что после того концерта в «Ла-Пальме» Альбу словно подменили. Куда-то делись та скромность и застенчивость, за которые я ее так ценил. Более того, от привычного образа девочки-хиппи не осталось и следа. От Альбы разве что по-прежнему пахло довольно резким дешевым одеколоном, но в остальном она изменилась до неузнаваемости. Как только с приходом весны немного потеплело, девушка стала носить короткие джинсовые юбки, демонстрируя нам, однокурсникам, красивые и всегда тщательно выбритые ноги. Растянутые свитера и мужские рубашки уступили место обтягивающим кофточкам и топикам, нисколько не скрывавшим, наоборот, подчеркивавшим тот замечательный «буфет», которым наградила ее природа. Порой — этого трудно было не заметить — она позволяла себе приходить на занятия, не прикрывая все это великолепие бюстгальтером. На меня, впрочем, не действовала даже эта «тяжелая артиллерия». Альба же, со своей стороны, не собиралась сдаваться. Вот и на этот раз она предприняла очередной тактический маневр. — А что ты делаешь сегодня вечером? — спросила девушка. — Кое-что, — ответил я, передразнивая ее, и добавил, не кривя душой: — Есть у меня кое-какие планы. — Куда пойдешь? Я с удовольствием оборвал бы этот разговор на полуслове, но, по правде говоря, у меня не было никакого желания портить Альбе настроение накануне выходных. До конца урока оставалось каких-то несколько минут, и я понимал, что этот допрос надолго не затянется. — Да вот решил съездить в один клуб, в Барселону. Репутация у этого заведения, прямо скажем, так себе. В него вообще чужим соваться не рекомендуют. |