Книга Шоколадница и маркиз, страница 81 – Татьяна Коростышевская

Я несколько раз испуганно кивнула:

– Пожалуйста, мэтр.

– Договорились, – Девидек махнул рукой. – Сейчас ступайте, Информасьен скоро объявит начало следующего урока. Встретимся с вами завтра вечером в Белых палатах, я внесу ваше имя в список допущенных.

– Если мэтр будет добр, – сказала я строго, – в нейтральном помещении – например, в лекционной зале.

Белые палаты? Три раза «ха!» Это дортуары сорбиров, и быть там наедине даже с мэтром, даже с симпатичнейшим и приятнейшим Девидеком было бы крайне неприлично. Да и небезопасно. Меня попросту сожрут многочисленные поклонницы безупречного, как только пойдут слухи. А они пойдут, никаких сомнений – мы же в Заотаре!

– В лекционной зале? Где каждый может нас увидеть? – хмыкнул молодой человек.

– А что такого? Дополнительные занятия со студентами проводят все преподаватели.

Сорбир разочарованно хмыкнул:

– Ваша осторожность сверх… сверх… Не важно. Как будет угодно мадемуазель Гаррель. Завтра я пришлю вам птицу с сообщением.

«Фамильяра? – подумала я. – Так демон Девидека крылат?»

Но расспрашивать не стала, решив, что лимит вопросов на сегодня исчерпан.

И вот завтра наступило. Птица оказалась бумажной, она спланировала на мое плечо, когда мы с друзьями выходили из столовой после ужина.

– За час до отбоя, – прошептала она голосом мэтра, – Ониксовая башня, комната пыток, – потом хихикнула: – Это довольно нейтрально, правда?

И осыпалась на пол мне под ноги дождем бумажного конфетти.

«Вот взрослый же человек, аристократ, сорбир, безупречный. А какой позер!»– подумала я.

День в целом прошел неплохо. Кроме «физической гармонии», на которой мы тренировались своей квадрой «вода» (то есть, на самом деле, втроем: Брюссо занятие пропустил по какой-то там причине), были еще танцы, которые, к моему невероятному удивлению, вел головолом эр-Рази, фаблерохоралия и консонанта у мэтра Мопетрю.

Фаблерохоралия мне не понравилась. Свежеиспеченный мэтр Матюди наскоро объяснил принцип магических песнопений и речитативов. Принцип был прост: забудьте все, что раньше знали, звуки делятся на глухие, звонкие, протяжные, а оние, в свою очередь, бывают нисходящие и восходящие. Простите? Ничего не понимая, я записывала все, что говорит сорбир. Когда вводная часть закончилась, мы стали тренировать звук «у-а», и это оказалось демонски трудно. «У-а-а-а…» Ниже, выше, замереть на крайней точке. Да что у вас за диапазон, Гаррель? Его у вас нет? Не так! «У-а-а-а…» После часа с четвертью урока я ненавидела не только все протяжные, но и мэтра Матюди, и его предмет всеми фибрами души, что еще не растратились на нисходяще-восходящий вой.

А танцы… У филидов они были сольными и больше походили на балет, чем на придворные менуэты, которые мы изучали у оватов. Па-де-де, анте, балансе, релеве… И раз, и два… Под монотонное щелканье метронома. Не удивительно, что наши соседки-филидки без удовольствия занимались этим еще и по утрам.

Делфин (а я ей, разумеется, обо всем рассказала) поддела носком туфельки бумажные конфети:

– Свидание? Как мило.

Подруга была раздражена, и причина крылась не во мне. Староста дю Ром нас опять оштрафовала за ненапудренные прически, а в списке дежурств, который Деманже в конце концов все-таки получила, ее имя красовалось напротив самых неприглядных работ. Вот и сейчас, после ужина, Делфин предстояла чистка сортиров.