Книга Шоколадница в Академии магии, страница 41 – Татьяна Коростышевская

Мы все поднимались и поднимались, за некоторыми столами я заметила студентов, погруженных в чтение.

– Прошу, – автоматон подвел меня к полированному столику, стоящему в нише у окна. – Это ваше рабочее место, мадемуазель Катарина, располагайтесь.

Я села, положила перед собой «Свод». Чудесно! В ящичке у настольного зеленого светильника стопка библиотечных бланков, раструб пневмопочты удобно расположен по правую руку. Свет из окна падает слева, к столешницеприкреплена полированная планка – подставка для книг, от соседей меня отделяют две дощатые ширмы, так что я практически в домике.

– Ваш заказ, мадемуазель Гаррель, скоро доставят, – сказал библиотекарь, – если вы пожелаете вернуться к ним завтра, просто оставьте записку поверх книг.

– Благодарю.

Другой автоматон, точная копия моего спутника, провожал к их местам двух филидок в форменных платьях и одинаковых белокурых париках. Мадемуазель на меня посмотрели, одна из девушек наклонилась к приятельнице, что-то шепнула, та беззвучно фыркнула. Я собиралась приветливо кивнуть коллегам, но передумала. Столичные кривляки!

Служители удалились, я стала ждать.

– Книжные черви ушли? – донеслось до меня вполне отчетливо. – Выгляни за ширму.

– Да, Анриетт, – ответил другой голосок.

Я поняла, что звуки исходят из раструба почтовой трубы, наверное, соединенной с такой же трубой соседней кабинки.

– Это она! Катарина из Анси! Ее серое платье еще чудовищней салатного, в котором она явилась на бал!

– Но все равно лучше лохмотьев, в которых она флиртовала с Арманом! А башмаки! Лавиния, ты помнишь эти ужасные башмаки?

Антриетт и Лавиния? Ну да, те самые фрейлины Мадлен де Бофреман. Не удивительно, что я их сразу не узнала: вчера они щеголяли во влажных шлафроках и с распущенными волосами. У низенькой, как я помнила, были премилые кудряшки до плеч.

Тем временем злословие о моей особе и не думало прекращаться.

– Скандал, форменный скандал. Как монсиньор мог принять в академию эту девицу? Гастон…

– Ах, душечка, мы же были там вместе с тобой, и я прекрасно помню каждое слово Шариоля.

Шариоль, Шанвер, шоколадница… Шу-шу-шу…

Я почти легла грудью на стол и прикрыла ладонями уши, но ядовитые шушуканья все равно просачивались.

– …сделал стойку на смазливое личико… эти мужчины… Мадлен не ревновала… разумная… подождать… ха-ха… теперь Арман не согласится даже рядом стоять… брошь… Виктор…

Кто-то прикоснулся к моему плечу, заставив вздрогнуть. Я обернулась. Библиотекарь положил передо мной две тонких книжицы, затем шагнул за ширму:

– Мадемуазель Пежо, мадемуазель дю Ром, двадцать баллов штрафа каждой и запрещение посещать библиотеку до конца недели.

«И чирьяков пониже спины», – подумала я злорадно, погружаясь в консонанту.

Я сказала «погружаясь»? Чудовищное преувеличение! Заказанные мною по совету мэтра Мопетрю фолианты оказались детскими книгами! Одна называлась «Первая дюжина», и страниц в ней было ровно двенадцать, на каждой – разноцветный рисунок, другая – «Сборник чистописательных заданий» – более всего походила на школьную тетрадь.

Кошмар! Какой кошмар! Неужели моя досадная вчерашняя оплошность стоит такой мести? Может, мне нужно было извиниться? От меня именно этого ждут?

Раздраженно отодвинув книжицы, я раскрыла «Свод» – там уже было расписание от мэтра Картана на ближайшую неделю. Итак, завтра мне предстояло посетить занятия филидов «Самая общая магическая география» у мэтра Скалигера и «Начало историй», которую преподавал сам монсиньор Дюпере. Знакомство с загадочной «Головоломией» отодвигалось на пятницу. Что еще? Следующая лекции в Малахитовой башне – послезавтра. Мои куцые предметы, размазанные во времени, выглядели совсем несолидно.