Книга Последний ответ, страница 38. Автор книги Алекс Ровира, Франсеск Миральес

Я что-то буркнул в ответ и раскрыл на столе новый ноутбук. Включился он довольно быстро, операционная система была уже установлена, так что мне оставалось только воткнуть флешку и перетащить в компьютер мои файлы, в том числе и рукопись японца. По счастью, в ней заключались и все добавления, которые я успел сделать в Цюрихе.

После остановки в работе — ограбления в Нови-Саде — я решил пробежаться по всей рукописи и составить перечень лакун, подлежащих заполнению.

Все-таки для начала я, не оборачиваясь к Саре, спросил у нее:

— Нашла что-нибудь?

— По правде говоря, немного. В восьми больницах Нью-Йорка, до которых я смогла добраться, никто по имени Лизерль не работал. Нашла одного служащего по фамилии Кауфлер, но его зовут Барри. Не подходит. Теперь я проверяю другие пути.

— Мы могли бы порыться в телефонных справочниках начиная с девятьсот пятидесятого года, — предположил я. — Ведь именно тогда Лизерль, по-видимому, и переехала в Нью-Йорк. Это, конечно, будет адский труд, но у дочери Эйнштейна не могло не быть телефонного номера. В этих списках она должна значиться под именем Лизерль или Лиза Кауфлер.

— Завтра я этим займусь. Глупо было бы разыскивать некоего Давида, пока мы не выйдем на след его матери, которая, вполне вероятно, приняла фамилию американского солдата. Поскольку поиски могут затянуться, я уже закинула крючок в Интернете. Если сын или дочь Лизерль имеют доступ в Сеть, они могут прочитать мое объявление или кто-нибудь другой наведет нас на их след.

— Что же это за крючок? — спросил я, наконец обернувшись к ней лицом.

Сара открыла бесплатную веб-страничку, посвященную поиску утерянных вещей, — ее финансировало правительство Соединенных Штатов.

Разыскиваю сына или дочь Лизерль/Лизы Кауфлер.

Вознаграждение в квантовых масштабах.

— Что означает в «квантовых масштабах»?

— Ничего, просто намек. Если этот человек владеет «последним ответом», то он, очень возможно, не лишен познаний в квантовой механике.

Я снова развернул кресло на сто восемьдесят градусов, чтобы оказаться с Сарой лицом к лицу, и спросил:

— Ты подозреваешь, что окончательная формула Эйнштейна Е = ас² имеет какое-то отношение к квантовой механике?

— Это выглядело бы весьма логично. Хотя Альберт и не хотел объявлять об этой формуле, поскольку был не согласен с выводами квантовой механики. Вот откуда его известное выражение «Бог не играет в кости». Все-таки путь к единой теории поля пролегает через квантовую механику. Ты ведь помнишь: в конце жизни Эйнштейн пытался открыть формулу, которая объединяла бы в себе все фундаментальные физические законы.

— Ты думаешь, Эйнштейн пришел к такой формуле, только никому ее не открыл?

— Возможно, если ученый не был уверен в практических последствиях своего открытия. Хиросима и Нагасаки продолжали преследовать его всю жизнь.

Над Вильямсбургом сгущались сумерки, и я задумался над этим титаническим трудом: отыскать единую теорию всего. Насколько мне было известно, всемирное тяготение и электромагнитные силы никак не желали ладить между собой. Перед нами стояла не менее титаническая задача — отыскать обладателя такой формулы с помощью письма в Интернете.

Сара разместила объявление на государственном сайте о пропавших вещах. Там наверняка накапливались за день тысячи постов, на которые никто не обращал внимания. С тем же успехом можно запечатать письмо в бутылку, зашвырнуть в океан и надеяться, что оно попадет в нужные руки.

Но иногда и послание потерпевшего кораблекрушение достигает своей цели.

Когда имеешь дело с ученым — имеешь дело с ребенком.

Рэй Брэдбери

Сара уснула на диване, а я все еще был погружен в изучение берлинского этапа в жизни Эйнштейна. Вот уже два часа я наскоро заполнял лакуны, а список неразрешенных вопросов только разрастался.

Я убрал ноутбук с коленей Сары и подхватил девушку на руки, стараясь не разбудить. Медленно перенося ее на кровать, которую она сама для себя выбрала, я ощущал совсем другие чувства, чем в ту ночь, когда поднимал француженку по ступеням бернского «Мартахауса».

Я нежно опустил ее на кровать и до плеч прикрыл простыней. Лицо Сары осветилось улыбкой — она была похожа на девочку, которая чувствует себя огражденной от всех ночных кошмаров.

Какое-то время я наблюдал за ее сном, пытаясь осознать перемену, происшедшую во мне. Теперь я не ощущал немедленной необходимости раздеть свою подругу, чтобы заняться с ней сексом. Она не стала для меня менее притягательной — вовсе нет. Дела обстояли гораздо хуже. Я впервые начал постигать, что желание способно преобразиться в гораздо более тонкий вид энергии, которую мне не удавалось определить.

Я был растерян.

Вернувшись к столу, я попытался выкинуть из головы будоражившие меня мысли и набросал на экране диаграмму всего, что случилось в жизни Эйнштейна после публикации его первых статей, отметив лакуны на полях.

В 1908 году Альберт получил возможность уйти из патентного бюро — ему предложили должность приглашенного профессора в Бернском университете.

После рождения первого законного ребенка семья Эйнштейн перебралась на территорию нынешней Чешской республики, где ученый определенно пошел на повышение: он возглавил кафедру теоретической физики в Карловом университете Праги.

Хотя его слава еще не успела проникнуть за океан, в академических сообществах Европы Эйнштейн начинал набирать вес. Вследствие этого физик был избран членом Прусской академии наук, и император лично пригласил его возглавить физическое отделение в Институте кайзера Вильгельма. В целом Эйнштейну было суждено провести в Берлине шестнадцать лет. За это время он успел развестись с Милевой и жениться на Эльзе, своей двоюродной сестре, которая заботилась о нем во время нервного кризиса.

В 1920-е годы Эйнштейн оказался в центре всеобщего внимания, главным образом из-за присуждения ему Нобелевской премии, хотя его научные теории были приняты далеко не везде. Отдельные немецкие журналисты обрушились на утверждения, которые в свете нацистской пропаганды представлялись им бредом больного еврейского мозга.

За год до прихода к власти Адольфа Гитлера общая атмосфера нетерпимости и антисемитизма в конце концов вынудила Альберта покинуть Германию и переплыть океан. Он отправился в Соединенные Штаты.

Мое первое бруклинское пробуждение началось со сладкой, болезненно-прекрасной песни, пробивавшейся сквозь стены подсознания. Все еще не выходя из дремоты, я напряг все имевшиеся в наличии силы и различил в полусне звуки песни, похожей на госпел:

There's a lazy eye that looks at you

And sees you the same as before… [38]