Книга Хозяйка хищной космической оранжереи, страница 103 – Мария Лунёва

Подойдя к нему ближе, вопросительно приподняла бровь.

— Ребята чуть ниже смотрят, что препятствует отходу воды, — отрапортовал он. — Шуршиха Соели нос из катера не кажет, ждет, пока мы все разрулим. Ее рогатые тоже особо не парятся. Вылезли, поймали пару контейнеров, пожрали и назад. Смотрят что-то там на своих планшетах.

— А Лоли и Лалу? — пробормотала, поглядывая на лагерь конкурентов.

— Спят в нашей палатке. Будить не стал. Им и так достанется от этой крысы. Она ждет, что они явятся все разгребать, — пробормотал он. — Только смысл их сейчас дергать, пока вода стоит? Дупел там бросил какое-то бревно, чтобы их имущество не смыло, и то только потому, что девчонкам потом придется все это искать.

Он говорил, а я внимательно рассматривала своего хрона. Хмурился. Складка на переносице то и дело появлялась. Не выдержав, подошла и легонько поцеловала его в лоб.

— Что ты хмурый, братец? — прошептала. — Что не так?

— Завидую, — он хитро улыбнулся.

— Кому?

— Лукеру в первую очередь. Ох, и вкусно мне было этой ночью.

— Ничего не было, — возмутилась я.

— Ну, я там вам фонариком не светил, не знаю, чего у вас там не было, но у меня было все. Это и есть любовь? — он уставился на меня.

Я пожала плечами.

— Теперь я знаю, что должен чувствовать к женщине. Сладко и волнительно. Мити еще с Дупелом тоже фонтанируют, не заткнешь.

— А девочки? — я кивком указала на их палатку.

— Смятение, страх, робость, недоверие. Их раздирает на части. Они сложные. Замкнутые, меня боятся очень.

Вдалеке послышались голоса. Насторожившись, я сделала шаг вперед и выглянула из-за навеса.

— Наши возвращаются, — подсказал Риме.

Поднявшись, он обхватил меня за бедра, прижал к себе, постоял так немного и усадил на собранные контейнеры.

— Это что сейчас было? — не сообразила я.

— Проверяю свои чувства и сравниваю с тем, что ощущает Лукер, — пояснили мне с таким видом, словно мы о погоде говорим. — Не то. И хочу я тебя не так уж и страстно, чтобы в морду от орша получить. И глубина привязанности не та…

— Риме, ты хам! — вырвалось у меня.

— Мне этот факт жить не мешает, — он пожал плечами. — Ты мне и приглянулась тем, что в душе при виде тебя что-то вздрогнуло, приятно так. На твою сестру смотрю, вроде и внешность та же, а в сердце пустыня. Ни одного шевеления в штанах.

Я уставилась на него, не моргая. Вот это последствия бури у некоторых!

— Это ты о Камелии? — пробормотала, не зная, дать ему подзатыльник или нет.

— Ага, — отмахнулся он. — Я Лукера прекрасно понимаю. Его выбор очевиден, цепляет в тебе что-то. Вот я все понять не могу, что это за крючок, за который душа мужика в подвешенном состоянии остается. Надо выяснить, прежде чем вот так же втрескаюсь по-настоящему. У хронов вообще нет понятия «любовь». Женщина — утроба. И не больше.

— А мама? — спросила тихо, зная, что для наших полукровок тема эта больная.

— По-разному, — он пожал плечами. — Когда я родился, моя уже немного не в себе была. Но порой рассудок ее прояснялся, и тогда она обнимала нас, целовала, готовила вкусности. Однажды даже сладкий пирог испекла. Вспомнила, что у меня день рождения. Мама… — он тяжело вздохнул. — Мамы у меня, Петуния, уже никогда не будет. Это то, чего я лишен, и по-иному уже никак. Но женщина… Я вдруг понял, что ужасно одинок. Хочу, чтобы вот так же, как у Нума, Лэксера и… Лукера. Это такие странные ощущения. Вроде у каждого свои, но есть в них что-то, что я легко определяю как любовь. Не страсть, не похоть… Это не желание тела, а что-то совершенно иное.