Книга Хозяйка хищной космической оранжереи, страница 146 – Мария Лунёва

Лукер же натягивал веревку над нашими палатками в несколько рядов. Я стояла с обычным тазом, в который сложила отжатое им белье. Свое и парней. Нет, я не отлынивала от работы, но вдруг выяснила, что, оказывается, мужчина может быть весьма полезен в хозяйстве. Постирать? Отжать? Приготовить обед или ужин? Да прибраться в той же палатке… Да, мой орш был способен на все это. Дома у нас всегда было иначе: папа работал, он мог что-то починить, ну или перенести тяжелое с места на место, а все остальное значилось как женская работа. Так что сейчас я чувствовала себя очень странно.

— Лукер, давай я все сама развешаю, — как-то неуверенно пробормотала, когда таз увели из моих рук.

— Здесь высоко, Петуния. Принеси лучше из душевой остальное. Я там в ведро скинул.

— Угу, — я кивнула и обрадованно понеслась исполнять.

Так хотелось показать, что и я не балласт. Что все могу и умею.

Ноги скользили на влажной после ночных дождей почве. Боясь упасть, я поумерила прыть. Над головой шумели кроны гигантских деревьев. Что-то треснуло, и на землю полетели листья длиной с человеческий рост. Нет, они приземлялись не с тихим шуршанием, а с грохотом. И хорошо подальше от нас, а то вот так ночью могло и листиком случайно палатку приложить.

Забравшись в душевую, принялась перебирать, что там в ведре осталось, сразу расправляя и отряхивая вещи. В основном здесь были футболки Мити и Риме. У них они самые яркие.

— Петуния, — раздалось милейшим голоском за спиной. — А может, тебе помощь нужна?

Застыв с ядовито-желтой майкой братца-сакали, я как-то напряглась.

— Нет, Кирроси, спасибо, но я сама справляюсь.

Обернувшись, заметила весьма задумчивое выражение на лице нашего неугомонного.

— Ну, ты подумай. Я так-то очень полезен. Могу и отнести все Лукеру. И поболтали бы. Можно потом и развлечься как-нибудь. Ну ты, я… вместе…

Вот тут у менявдоль позвоночника холодные мурашки дружным строем до зада спустились, пробивая на пот.

— Это как? — вот кто за язык дернул спросить.

— Ну там… — он странно поиграл пальчиками, — киношки посмотрим на твоем лежаке. Актрис обсудим… Если хочешь, можно и пошалить…

— Чего! — у меня на загривке волосы дыбом встали.

— Ну того… — он поиграл бровями. — Ну, Пети, не будь такой несообразительной…

— Что! — у меня пар из носа повалил. — Ты на что, морда твоя наглая, намекаешь?

— Ну там, в кустики сбегать…

— Куда? — я выдохнула и перехватила крепче футболку.

— Ой, да что ты такая несообразительная, — он всплеснул руками. — Цветочки поискать какие. Ну… Я же поинтереснее Риме буду. Впусти меня вместо него в палатку, и мы с тобой так повеселимся. И кино, и передачки документальные, и по кустам за ростками по первому зову.

Меня в этот момент так отпустило, что перед глазами потемнело. Вот гад, а! Нет, ну как таким можно быть!

Сволочь смазливая!

— Пети, что-то мне не нравится спектр твоих чувств, лапушка моя.

— Не нравится, — прошипела я змеей, отодвигая ведро. — Сейчас я тебе такую гамму покажу, хрон ты недоделанный!

— Чего это недоделанный, — он, смекнув, что что-то пошло не по его плану, отступил на шаг. — Да я же ради тебя… Чтобы ты не скучала.

— Ах, ради меня? — я ударила влажной футболкой по ладони. — Чтобы скучно не было, говоришь! А давай пошалим, гад ты белобрысый!

— Ой… — еще шаг назад.