Книга Черная овечка, страница 42 – Бринн Уивер, Алекса Харлоу

— Это будет просто чудесно, дорогая. Спасибо, — отвечает он своим самым слабым стариковским голосом и похлопывает ее по руке. Она не замечает, насколько тверды его пальцы, какие они все еще сильные. Какие способные. Она просто улыбается ему сверху вниз, а затем направляется на кухню, когда взгляд Самуэля поворачивается ко мне, его дымчато-голубые глаза обжигают, как лед.

— Что? Благодаря мне у тебя будет еще один кусок торта. Не за что.

Самуэль фыркает и позвякивает кубиками в своей руке, рассыпая их по войлоку. Вспышка мгновения из детства возвращается ко мне, нечто такое, что существует в пустыне за моим дворцом памяти. Я чувствую отголосок боли в деснах, призрачный привкус крови. Я помню, как выплюнула два своих окровавленных молочных зуба, когда тыльная сторона ладони Дональда Соверски выбила их. Я чувствую, как Самуэль наблюдает за мной, и видит.

— Ты знаешь, куда тебе нужно идти, Бриа, — говорит он. Я киваю. Мне нужно пойти в мое самое священное место. Место, котороея люблю и которого боюсь. То, что живет только в моем сознании. Мне нужно вернуться в то место, которое изменило мою жизнь.

— Да. Я понимаю.

— И ты знаешь, что я не всегда буду здесь, чтобы давать тебе советы. В какой-то момент тебе придется сделать это самостоятельно. Если не сможешь, то потерпишь неудачу.

Я бросаю кубики. Провожу шашками по войлоку.

— Я знаю, дядя. Но даже когда ты уйдешь, твой голос будет жить в моей голове. Я не потерплю неудачу, потому что ты всегда будешь рядом, чтобы направлять меня.

Когда я встречаюсь взглядом с Самуэлем, пламя решимости ярко горит в моих венах, он делает едва заметный кивок.

Я не потерплю неудачу.

БРИА

Я сижу на своем коврике для медитации лицом к бассейну и саду за ним, вода стекает по бесконечному краю. Мои глаза закрываются, и я сосредотачиваюсь на звуке, очищая свой разум от всех мыслей и тревог. Я делаю глубокий вдох, а затем выдох. Вход и выход. Снова и снова, пока дорога во дворец моей памяти не прояснится в сознании.

Но вместо того, чтобы идти к нему, я поворачиваюсь лицом в другую сторону и иду в пустыню.

Дорожка ведет к белому огромному контейнеру, который был переоборудован в офис. Три металлические ступеньки ведут к двери, вырубленной в стальной стене. Я открываю ее и вхожу, закрывая за собой. Посреди комнаты стоит старое офисное кресло, покрытое пылью пустыни. Я подхожу к нему и делаю глубокий вдох, прежде чем опуститься на него и закрыть глаза.

Когда я открываю их, мне снова четырнадцать.

Я привязана к стулу. У меня слипаются глаза, в горле першит от жажды. Мои мышцы болят от ушибов и обезвоживания. Головная боль пронзает мой череп ножами.

Пластиковая трубочка попадает в мое затуманенное поле зрения, и я, моргая, смотрю на мужчину, держащего ее. Он старше, может быть, ему за шестьдесят. Он, должно быть, моего роста или, возможно, немного ниже. Он жилистый, но сильный. Несмотря на пыльный офис, в котором мы находимся, он выглядит хорошо одетым, его седые волосы аккуратно причесаны. Его кожа загорела, но не покрылась глубокими морщинами, как будто он редко хмурится или улыбается. Выражение его лица непроницаемо. Он засовывает соломинку мне в рот, и я пью. Я хочу весь стакан воды, но он наливает мне ровно столько, чтобы я могла говорить.