Книга Смертная, страница 154 – Мария Сакрытина

«Не вмешивайся, целитель Эхат», – беззвучно отвечаю я.

Пятнадцать лет назад он с раненой Бекос лишь чудом пересек пустыню: богу – покровителю врачевателей неоткуда черпать силу, когда нет людей, согласных приносить ему жертвы.

Однако Эхат не торопится уступить. Он бросает взгляд мне за спину и фыркает.

«У целительства есть обратная сторона. Смертные твоей земли поймут это, когда к ним придет мор. Не тебя хотел я видеть своим врагом, Дзумудзи, но напомню: твоя жена сейчас человек».

«Она не моя жена».

Эхат замирает, и тут воздух содрогается от крика:

– Довольно!

Кажется, мы оба вздрагиваем. Я – точно, потому что это голос Шамирам. Именно она, а не испуганная смертная девочка, встает между нами – воплощение ярости, приправленной медом благодати. Великолепны Отец и Мать – как вышло, что их старшая дочь дарит боль, отчаяние и тоску, но всегда они сладостны?

Энки шаг за шагом отступает, всем видом показывая, что не желает вмешиваться. Его белоснежные одежды струятся, точно вода в оазисе, а в глазах лучатся мир и покой степного озера, в поверхность которого можно глядеть, как в зеркало.

– Хватит. – Шамирам оглядывается на смертных. – Отпустиих, Дзумудзи. – И добавляет тише, но мягче: – Прошу тебя.

Я выдыхаю. Приходится трижды напомнить себе: смертная – талантливая ведьма. Ее лицо смущает меня, в этом все дело. Она не богиня. Не моя жена.

Что ж, я тоже могу вести эту игру.

– Как пожелаешь, любимая.

Я велю духам повиноваться. Девочка смотрит на беспомощных смертных, что копошатся в песке, точно жуки, эти их любимые скарабеи, и в ее взгляде читается жалость.

По земле проходит дрожь, ветер вздымает песок, и я замечаю длинные тени, которые, извиваясь, выползают из-за горизонта. То демоны пляшут, радуясь, что вот-вот смогут полакомиться человечиной.

Пора заканчивать это представление.

– Любовь моя, прошу, позволь…

Не выходя из роли, смертная качает головой.

– Нет, Дзумудзи. Уходи.

Слова падают между нами, точно невидимая стена. Я вынужден в который раз напомнить себе: это всего лишь смертная колдунья, а не жена меня отвергает. Мы играем. Будет по-моему: девочку уже заждались в моем храме. Когда я вытащу из нее Шамирам, смертная поплатится за все. Ну а пока – продолжаем игру, колдунья.

– Позволь увести тебя отсюда, – говорю я тихо, даже смиренно. – Здесь опасно.

– Дзумудзи, прошу тебя, уходи. Довольно. Я устала от тебя. – Звучит так, как сказала бы Шамирам. Только у смертной получается мягче, нежнее и словно бы с сожалением.

– Любимая, – подыгрываю я, – разве желаешь ты остаться с этими людьми? Разве оказывали они тебе должные почести, разве по своей воле ты сейчас в их власти?

Девочка поднимает брови – в точности как Шамирам, когда находила меня пьяным. «Дзумудзи, ты снова бредишь». Потом поворачивается к смертным из Черного Солнца. Все они на коленях, кроме Зубери, который, обнажив меч, переводит взгляд с меня на девчонку. Царевич решил, что его клинок может сразить бога? Глупец.

– Да, Дзумудзи, я останусь с ними, а ты уйдешь. Не заставляй меня прогонять тебя еще и отсюда.

– Довольно… – уже не пряча раздражение, начинаю я, но она перебивает, властно подняв руку.

– Я должна вернуть Юнана, а царевич из Черного Солнца любезно согласился привести меня к нему.

Похоже, смертная заигралась и забыла, что она вовсе не богиня. Мне хочется, как человеку, плюнуть ей под ноги. И как богу – заставить упасть на колени и просить пощады.