Книга Отрада, страница 107 – Виктория Богачева

А диковинные камушки, чей шепот заставлял леденеть кровь в жилах, Храбр больше никогда не видал.

* Липень - июль.

Время начала жатвы определялось, как правило, созреванием зерна, хотя позднее, с приходом на Русь христианства, его старались приурочить к определённому дню христианского календаря, который обычно выпадал на время этих работ. Так, у русских на юге она начиналась со Дня святого Прокопия [8(21) июля], он поэтому назывался Прокопий-жатвенник, а на севере – с Ильина дня [20 июля (2 августа)], что отразилось в пословице: «Илья лето кончает, жито зажинает».

* Особое значение в зажиночной обрядности придавалось первому снопу – «зажинному». Его украшали цветами и лентами, торжественно проносили по деревне и ставили в красный угол. Сноп этот назывался по-разному: Именинник, Зажинец,Пращур, Дед, Прадед и использовался в различных обрядах.

Положив ладонь на поясницу, Отрада с трудом разогнулась и тыльной стороной ладони смахнула со лба пот. Она оглядела проделанную работу: длинным рядком лежали ровно срезанные за долгий день снопы. Минуло полторы седмицы с начала страды, а золотистые поля с колосящимися стеблями все никак не заканчивались.

Она подняла с земли серп и развернулась уходить: долгий, жаркий день закончился, и заходящее солнце окрасило небо в цвет сочной, спелой малины. Но, откуда ни возмись, на нее со спины налетела Стояна, едва не сшибив с ног: от усталости Отрада пошатнулась.

— Радка! — шебутная подруга лишь заговорила, а она уже поняла, что Стиша замыслила какое-то озорство. — Радка, идем со мной к реке гадать!

И она оказалась права. Неугомонная Стояна, кругленькая и ладненькая, удумала такое, что удивила даже Отраду, видавшую всякие ее шалости. Девку, про которую говорили кровь с молоком, даже тяжелая страда не брала. И силы оставались, и желание озорничать.

— Какое гадание? На Русалий день мало было? — она оторопело похлопала ресницами.

— Да что там Русалий день, нынче новый месяц будет. Вернее ночи не сыскать!

— Нет, Стиша, не пойду я. Устала. Да и не нравится мне, что ты затеяла...

— Ну, Радушка... — Стояна прижалась к ней сбоку, пока медленно брели они по утоптанной стезе в сторону изб. — Добрушка у мамки еще снадобье обещалась взять особое; говорят, с ним непременно то, что суждено, углядишь!

— Да на что тебе глядеть? — Отрада подняла на нее зеленые глаза. — Ты ж просватана почти, я твоему жениху рубаху вышивала!

— Ой! — подруга махнула рукой и скривила курносый, чуть вздернутый нос. — Жених! А вдруг не он мой суженый, вдруг не с ним мне всю жизнь провести Богами определено!

— Стиша! Что говоришь ты! Ты же и миловалась с ним, и рубаху отдала, и отец твой согласие свое дал...

— Да вот, а теперь терзаюсь, — Стояна покаянно вздохнула и смахнула невидимую слезинку.

Уразумев, что просто так Отраду не проймешь, она принялась давить на жалость. Тоскливо шмыгнула носом и поглядела на подругу из-под опущенных ресниц.

— Ну, Радушка, ну что тебе стоит... Сходи со мной, а то вдвоем с Добрушей страшно! А ты и посмотришь, чтобы нас никто не приметил из общины! Знахарки твоя еще с утра ушла в дальнюю общину, я слыхала, как бабы на полеболтали. Никто тебя не хватится!

И правда. Храбра староста вновь нагрузил работой в кузне, и тот уже несколько дней пропадал там от зари до зари. Они и не виделись толком. Взял лишь с Отрады обещание, что не станет ходить с поля одна, и все.