Книга Отрада, страница 141 – Виктория Богачева

Твердята насупился и поджал губы. Кузнец же, перехватив молот, тяжелой поступью последовал за Годуном, который, отойдя от избы самую малость, свернул в лес, на незаметную тропинку.

Когда листва и ветки перестали шуметь под их шагами, Твердята, наскоро пересказав Милонеге то, что велел ему старший брат, ринулся в лес за ним и за Годуном.

Не делай добра, не получишь и зла.

Так говорили мудрые люди. Которых она не слушала.

И напрасно.

Вестимо, услыхав мальчишеский стон, она бросилась в кусты, чтобы подсобить. Слишком хорошо помнила, как нашла Твердяту. Не задалась вопросом, откуда бы взяться мальчишке поблизости от избы кузнеца да еще и глубоким вечером? Что позабыл он в лесу, вдали от широкой тропинки? Уж не дедушка Леший морок на нее навел?

Нет. Ни о чем таком Отрада и не помыслила. Даже когда увидала Годуна — а ведь ведала, кому он приходился внуком. Лишь подхватила подол поневы, чтобы сподручнее было лезть сквозь колючие кусты, и бросилась вперед.

Последним, что она увидела, было лицо мальчишки. Оно показалось ей виноватым, но Отрада уже не шибко доверяла своим глазам. Может, и не было вовсе никакой вины. Может, все это ей почудилось.

А затем был сильный удар по голове, и пришедшая следом темнота.

Когда сознание к ней вернулось, в первое мгновение ей показалось, что ее продолжали колотить по затылку палкой: настолько сильно тот болел. Застонав, она попробовала пошевелить рукой, и поняла, что была крепко привязана. С трудом разлепив глаза, Отрада слепо поморгала в кромешной темноте. Второй, свободной рукой, провела по голове и почувствовала на коже вязкие, теплые капли. Из раны на затылке шла кровь. Она поняла, что коса совсем растрепалась: чувствовала на лице выбившиеся из нее пряди. Подол поневы и рубаха казались грязными, словно ее долго волокли по земле да траве.

Постепенно ее глаза привыкли к мраку, и он перестал казаться столь густым. Она разглядела и щели, сквозь которые пробивался свет снаружи, и очертания крыши. Поднявшись на колени, она уперлась в нее головой, и поняла, что очнулась в наспех вырытой, неглубокой землянке. Она чувствовала под собой холодную, стылую даже теплым летом землю. Ощущала запах сырой почвы, который нельзя было спутать ни с чем.

Она набрала воздуха в легкие, чтобы громко закричать, когда крыша над головой зашевелилась, и спустя мгновение Отрада увидела склонившегося над ямой вуя Избора. Тот отбросил в сторону наспех сплетенную заслонку и, прищурившись, посмотрел на девку. Позади него темнело ночное небо.

Она даже не удивилась. Мыслила, или он будет, или Любим. Ни на кого другого она и подумать не могла бы.

— А, очнулась, — довольно прокряхтел он, держа в руках конец веревки, которой была связана Отрада. — Ну, добро-добро.

— Что я здесь делаю? — она огляделась вокруг, но не увидела ничего, кроме темного, высокого леса и россыпи звезд над головой вуя Избора. — Отпусти меня.

— Непременно, непременно отпущу, — пробормотал тот и взлохматил на затылке рыжие, косматые вихры. — Токмо сперва ты мне расскажешь, куда твой непутевый батька зарыл драгоценные самоцветы.

— Что зарыл?.. — приоткрыв рот, Отрада посмотрела на него. — Самоцветы?

Вуй Избор выглядел больным. Она немало насмотрелась на людей, которых терзал недуг, пока жила у Вереи в избе. И нынче увидела в дядьке все то, что видела раньше у тех, кого одолевала лихоманка: алые от румянца щеки; блестящие глаза; пот на висках и над верхней губой; встрепанные, всколоченные волосы; шумное, прерывистое дыхание; дерганные, нервные движения.