Книга Пандемониум, страница 14 – Лорен Оливер

В один из таких дней я подметаю складскую комнату (Рейвэн настаивает на том, чтобы мы продолжали двигаться и поддерживали чистоту) и слышу над головой крики, смех и звук быстрых шагов. Кто-то спускается по лестнице. Хантер, размахивая руками, входит в кухню, вслед за ним появляется женщина постарше, Мияко.

Я уже много дней не видела их или кого-нибудь другого в таком возбужденном состоянии.

— Где Рейвэн? — спрашивает запыхавшийся Хантер.

Я только пожимаю плечами.

— Не знаю.

Мияко раздраженно выдыхает, и они с Хантером разворачиваются, чтобы снова подняться наверх.

— А что происходит? — интересуюсь я.

— Получили сообщение с той стороны,— отвечает Хантер.

Так здешние называют тех, кто живет в городах за пограничным ограждением: «та сторона», если в добром расположении духа, и «Зомбиленд», если нет.

— Сегодня придет посылка. Нужна помощь, чтобы перетащить все сюда.

Мияко оценивающе меряет меня взглядом.

— Ты сможешь помочь?

Я отрицательно трясу головой.

— Я... у меня сил не хватит.

Хантер и Мияко переглядываются.

— Другие помогут,— бормочет под нос Хантер, и они с Мияко, громко топая, поднимаются наверх, а я остаюсь одна.

Ближе к вечеру они возвращаются — десять человек, у каждого в руках плотные, блестящие от влаги мусорные мешки. Мешки бросили в реку Кочеко у границы, и течение принесло их к нам. Даже Рейвэн не удается сохранять порядок и сдерживать собственные эмоции. Все разрывают мешки с провизией и громко кричат и улюлюкают, когда содержимое высыпается на пол: банки с консервированной фасолью, с тунцом, цыплятами, консервированный суп; пакеты с рисом, мукой, чечевицей и снова с фасолью; вяленое мясо, мешки с орехами и крупами; сваренные вкрутую яйца в обмотанных полотенцами корзинах; бактерицидный пластырь, вазелин, гигиеническая номада, медикаменты; даже упаковка новых трусов, узел с одеждой, бутылки с жидким мылом и шампунем. Сара прижимает к груди вяленое мясо, а Рейвэн с наслаждением вдыхает запах мыла. Это как день рождения, только лучше — общий день рождения. И в эту минуту я чувствую прилив счастья. В эту минуту мне кажется, что я дома.

Удача повернулась к нам лицом. Спустя несколько часов Тэк завалил оленя.

В этот вечер впервые с тех пор, как я здесь появилась, мы едим досыта. На ужин — огромные порции коричневого риса с тушеным мясом под соусом из помидоров и сушеных трав. Это так вкусно, что я готова заплакать. Вот Сара и правда сидит и плачет, глядя на свою тарелку. Мияко обнимает ее за плечо и что-то шепчет в затылок. Этот жест Мияко заставляет меня вспомнить о маме. Несколько дней назад я спрашивала о ней Рейвэн. Ничего.

Рейвэн тогда спросила, как она выглядит, а я вынуждена была признаться, что не знаю. Когда я была маленькой, у мамы были длинные золотисто-каштановые волосы и круглое лицо. Но после десяти лет в «Крипте», тюрьме Портленда (все время, что мама там просидела, я думала, что она умерла), я сомневаюсь, что она осталась женщиной из моих детских воспоминаний.

Я сказала Рейвэн, что маму зовут Аннабел, но та только покачала головой.

— Ешь, ешь,— подбадривает Сару Мияко, и Сара ест.

Мы все едим: берем жмени риса руками, вылизываем тарелки. Кто-то с той стороны даже догадался положить в «посылку» аккуратно завернутую в толстовку бутылку виски. Все радостными возгласами приветствуют этот сюрприз — и бутылку пускают по Kpyгy. Я пробовала алкоголь в жизни всего два раза и никогда не понимала, что в нем хорошего, но, когда очередь доходит до меня, делаю глоток. Виски обжигает горло, и я начинаю кашлять. Хантер улыбается и хлопает меня по спине. Тэк чуть ли не вырывает бутылку у меня из рук.

— Нечего пить, если собираешься все расплевывать.

Хантер наклоняется ко мне и шепчет почти те же слова, что сказала мне накануне Сара:

— Ты привыкнешь.

Я не уверена, что он имеет в виду — виски или манеры Тэка. А потом приятное тепло разливается в желудке, и, когда бутылка приходит ко мне во второй раз, я делаю глоток побольше, потом еще один, и тепло из желудка поднимается в голову.

Позже все происходящее мелькает у меня перед глазами, как серия наугад выбранных фотографий. Мияко и Ла танцуют, взявшись за руки, в углу комнаты, и все хлопают им в ладоши; Блу, свернувшись калачиком, спит на лавке, а потом ее, спящую, на руках уносит из комнаты Сквирл; Рейвэн стоит на скамье и произносит речь о свободе. Она смеется, черные блестящие волосы распущены. Потом Тэк помогает ей сойти на пол: коричневые руки обхватывают ее за талию, на мгновение Рейвэн зависает в воздухе. Я думаю о птицах и о полете. Я думаю об Алексе.

В один из дней ко мне подходит Рейвэн и вдруг без всякой подготовки заявляет:

— Если хочешь остаться с нами, то должна работать.

— Я работаю,— отвечаю я.

— Ты убираешься, моешь посуду,— перечисляет Рейвэн,— кипятишь воду. Другие таскают воду, добывают пищу, рыскают в поисках сообщений с той стороны. Даже Грэндма ходит за водой, полторы мили с тяжелыми ведрами. А ей шестьдесят лет.

— Я...

Конечно, Рейвэн права, и я знаю это. Чувство вины, как спертый воздух, не покидает меня ни на минуту. Я слышала, как Тэк сказал Рейвэн, что я зря занимаю спальное место. После этого меня так трясло, что я целый час просидела в комнате припасов, обхватив колени руками, пока наконец не успокоилась. Из всех хоумстидеров один только Хантер хорошо ко мне относится, но он ко всем хорошо относится.

— Я еще не готова. Я еще не такая сильная.

Рейвэн смотрит на меня и держит паузу, чтобы я поняла, что сказала глупость. Если я еще не окрепла, это тоже моя вина.

— Мы скоро снимаемся. Переход начнется через несколько недель. Каждый должен быть полезен.

— Переход? — переспрашиваю я.

— На юг,— Рейвэн отворачивается и уходит от меня по коридору,— Закрываем хоумстид на зиму,— говорит она на ходу,— Если хочешь с нами, придется помогать.

Рейвэн останавливается.

— Конечно, ты можешь остаться, это не запрещено.— Она поворачивается и говорит, приподняв одну бровь: — Хотя зимой здесь не выжить. Река замерзает, и припасы не получить. Но может, это то, чего ты хочешь?

Я не отвечаю.

— К завтрашнему дню ты должна принять решение,— говорит Рейвэн.

На следующее утро Рейвэн будит меня от кошмара. Я сажусь и ловлю ртом воздух. Помню, что падала во сне с огромной высоты, помню стаю черных птиц. Все остальные девушки спят, комнату заполняют звуки их ровного дыхания. Из коридора проникает слабый свет, должно быть, в коридоре горит свеча. Я вижу только силуэт Рейвэн — она сидит передо мной на корточках — и понимаю, что она уже оделась.

— Что решила? — шепотом спрашивает Рейвэн.