Книга Категорически влюблен, страница 83 – Екатерина Бордон

Было почти двенадцать, когда Катя окончательно сдалась и, не дождавшись Захара, разложила диван, однако уснуть ей удалось не сразу. Слово «смятение» лучше всего описывало то, что она чувствовала.

Смятение и еще вину.

– Я все знаю, – выпалила Катя.

Таби застыла, не донеся до рта батончик мюсли.

– Все знаешь о чем? – осторожно уточнила она.

Во внутреннем дворике МИМИ было пусто, только ветер бесцельно гонял туда-сюда пару-тройку пожелтевших листьев, словно заскучал и не знал, чем еще заняться. Утром в чат комиксистов прилетело сообщение, что первую пару отменили, но Таби уже обувалась в коридоре и решила не оставаться дома. Илья, громко ноя и жалуясь на вселенскую несправедливость, протиснулся мимо нее, направляясь в школу. Мама дрожащими синими губами сказала, что отлично себя чувствует и не нуждается ни в чьей помощи.

Ну, не нуждается и не нуждается.

Таби охотно убедила себя, что верит ей. Затем провела сорок минут в дороге, слушая музыку, и – вуаля! – вот она уже здесь, коротает время, сидя на лавочке, и флегматично жует батончик, напоминающий по вкусу прессованный картон с клюквой и опилками.

Ей как раз нужно было время, чтобы подумать о том, на какие именно три буквы катится ее жизнь.

В последнее время Таби брала совсем мало заказов, и запасы денег на карте стремительно таяли. Большую часть из них она потратила на мамины лекарства, продукты и новые кеды для Ильи (на расспросы мамы Таби уверенно врала, что папа еженедельно присылает ей деньги на расходы), а оставшиеся нужно было как-то растянуть до конца недели. Катя как раз застала ее за тщетной попыткой мысленно разделить семь тысяч на три колонки по четыре тысячи рублей: коммуналка, еда, лекарства.

– Ну, ты знаешь. – Катя с загадочным видом помахала рукой над головой.

– Знаю, что у тебя поехала крыша?

Катя шлепнула себя ладонью по лбу, изображая отчаяние, и Таби почувствовала, как что-то в ее душе распрямляется и светлеет.

Катя была ее личным антидепрессантом. Первым человеком, который, кажется, вообще не замечал ее колючек! В школе у Таби никогда не было близких подруг, потому что девчонки вечно за что-нибудь на нее обижались. А от Кати ее саркастические замечания отскакивали, как горошины от железной крышки, не причиняя вообще никакого вреда.

С ней рядом было легко оставаться собой, даже в плохом настроении.

– Да нет же! – Катя оглядела пустой дворик и все равно на всякий случай понизила голос: – Я про твои чувства к Глебу.

Сердце Таби испуганно подскочило и забилось вдвое быстрее. Она выпрямилась и открыларот, намереваясь холодно отчитать Катю за то, что та сует нос не в свое дело, но вместо этого вдруг громко всхлипнула и уронила голову ей на плечо.

– Вот это поворот, – ошарашенно пробормотала Катя.

Никто не тянул из нее правду клещами, но Таби столько лет носила ее в себе и так долго в одиночку справлялась с этой тяжестью, что теперь просто не могла остановиться. Слова выплескивались из нее потоком вместе со слезами, и Таби, захлебываясь, рассказывала обо всем: о Глебе, о своей безнадежной к нему любви и даже о поцелуе!

Катя сразу же встала на ее сторону, и это согрело Таби лучше самого теплого пледа, какао и дюжины котиков.

– Вот же вонючка! Он правда назвал тебя ребенком?

И, может, был прав? Может, ей давно пора перестать его преследовать и просто принять, что она для него кто угодно: ребенок, соседка, студентка, – но никак не девушка? Таби уже ни в чем не была уверена. Раньше любовь к Глебу казалась ей чем-то неотделимым от нее самой. Она уже и не помнила, каково это – не любить его. Но ведь если часть тела оказывается заражена, врачи ее удаляют, чтобы спасти организм.