Книга Цветок вампира – аконит, страница 144 – Лили Мокашь

Другого удобного источника крови ему было не сыскать. Поначалу он отвергал мое предложение изредка встречаться для кормежки, но, выслушав аргументы, понял: такой вариант легче всего. Никита не хотел навредить ни девчонке, ни кому бы то ни было еще, но что он мог поделать с истинной природой? Лишь найти того, кто будет согласен отдать кровь добровольно.

Я пользовалась нашими редкими встречами, стараясь рассказывать о себе как можно больше. Первое время он молча прижимал к губам мою ладонь и, не проявляя никакой заинтересованности, уходил, стоило насытиться, но я не сдавалась. Примерно на шестую встречу, когда рассказ зашел про мою беременность и то сладкое чувство ожидания дитя, Никита впервые принялся задавать в ответ вопросы.

Время между кормежками стало расти, и я поняла, что не могу жить посреди леса, сводить свое существование к ожиданию от встречи до встречи. Разве стоило сбегать из одной клетки, чтобы собственноручно отправиться в другую? Я стала ходить по вечерам в придорожные бары и забегаловки у трассы, первое время изучая обстановку и, при возможности, питаясь. Текучка из дальнобойщиков – легкая добыча: достаточно предложить подвыпившему водителю уединиться где-нибудь вдвоем. Я старалась действовать осторожно, выбирая только тех, кто в городе проездом, на случай, если не сдержусь и все кончится плохо. Первые месяцы удача была на моей стороне. Я научилась действовать настолько мягко и осторожно, что некоторые дальнобойщики принимали укусы за своего рода любовную утеху. Хотя, быть может, их психика включала своеобразную защиту, мешая понять происходящее, подменяя зловещую истину на нечто более приятное.

Но в то время как жажда Никиты постепенно притуплялась, моя, наоборот, усиливалась,и в один из дней, оказавшись в салоне очередной фуры, я не сдержалась. Смогла остановиться лишь тогда, когда тело здоровяка подо мной обмякло, а дыхание остановилось. Помня содеянное в больнице, я поклялась себе, что больше никогда не отниму чужой жизни, но эта кровь… она будто шептала мне сладостные речи, призывала испить до последней капли, чтобы заполнить пылающую в груди пустоту.

Только увидев перед собой бездыханное тело здоровяка, я пришла в себя. Осознание, что произошло непоправимое, уже пряло сети страха, окутывая не только разум, но и дотрагиваясь до сердца. Впервые я смогла понять ценность чужой жизни, без оглядки на животные инстинкты. Во мне вновь расцветало людское благодаря тому, что часть меня отчаянно держалась за мысли о сыне, иначе обращение, которому меня подверг доктор Смирнов, легко стерло бы все светлое, присущее мне когда-то. Едва понимая, что делаю, я вспорола зубами кожу на своем запястье и плотно прижала рану ко рту мертвеца. Капли крови предательски скользили с его губ на подбородок, не желая проникать внутрь, точно лишь в безысходности можно усвоить урок судьбы, но я не сдавалась. Какой-то древний инстинкт шептал, что нужно надкусить плоть мужчины, и я поддалась: склонилась прямо над шеей и медленно принялась вводить клыки. По привычке хотелось сделать глоток, вытянуть последние остатки живительной влаги, но что-то мне подсказывало – нужно подождать.

Стоило мне замереть, как свело челюсти, а вслед за этим чувством пришла боль, впервые за долгое время. Мои клыки будто обратились в оголенные нервные окончания. Щипало ужасно, и я хотела уже отпрянуть, напуганная – все же даже падение с высокого расстояния было мне теперь нипочем, – но внутренний голос строгим тоном велел держаться. Это оказалось выше меня, и, когда боль достигла пика, я оторвалась от шеи и заметила, как тягучая сверкающая жидкость тонкой линией протянулась от места укуса до моего лица. Мгновение, и тонкая нить разорвалась, на кожу отскочила пара капель, которые я поспешно стерла тыльной стороной ладони, но стоило отвести руку, как удалось разглядеть ее. Серебристая субстанция, как свет от полной луны, мерцала на коже. У нее не было ни запаха, ни температуры. Не прошло и пары секунд, как жидкость принялась пузыриться и ушла глубоко под кожу. Я прислушалась к ощущениями не заметила изменений внутри, вот только в кабине едва слышно вновь отозвалось второе сердце.