Книга Букет незабудок, страница 127 – Лили Мокашь

Отдельно отдавались тягучей болью в груди предположения, что захороненный здесь был не так уж хорош, чтобы другим хранить о нем светлую память и заботиться о могиле. С глаз долой – из сердца вон, и никто через десять лет не вспомнит уже, как его звали. Полное забвение. Метка Смерти, что стирает человека не только из мира живых, но и из истории вовсе.

– Сюда, – Стас осторожно подвинул меня на перекрестке вправо, заставляя свернуть. Пройдя мимо еще шести участков, мы оказались напротив обнесенной кованой оградой территории с аккуратной лаконичной мраморной плитой по центру, на которой ровным почерком было выбито:

Под именем и годами жизни мельче и, казалось, новее – из-за оттенка – читались строки:

Стас осторожно принялся снимать с букета защитную пленку и хотел было положить незабудки, но увидел чужое подношение и отшатнулся, тихо выругавшись.

– И зачем только он продолжает приходить, – сказал он с презрением и опустился на корточки.

Двумя пальцами он поднял за торчащий из упаковки стебель букет другого дарителя и передвинул в сторону, освобождая пространство для своего. Я осмотрелась, ища поблизости недавнего визитера, но вместо него заметила знакомый силуэт Каандора. Сегодня он был на удивление молчалив. Казалось, мы со Стасом его совсем не интересовали: дух облокотился о плиту через несколько участков от захоронения матери Стаса и смотрел в глубину леса.

– Чей он? – с интересом уточнила я и заметила, как Станислав поморщился и принялся вытирать ладонь о край куртки, будто букет был грязным, хотя с виду это было не так.

– Должно быть, от моего родного папаши, – с инженерной точностью Стас возложил незабудки по центру у подножия могильной плиты.

– Того, что так и не явился после письма Владимира?

Стас коротко кивнул, как если бы не очень хотел поднимать тему.

– Всегда эти мерзкие белые лилии. Вонючие до жути. Я почувствовал их запах за несколько рядов и все равно надеялся не найтиздесь букет от него. Каждый год он опережает меня, во сколько бы я ни приехал. Хоть раз бы набрался смелости и дождался, – последнее Стас проговорил сквозь стиснутые зубы, и я видела, как сжались его ладони в кулаки. Кожа натянулась, делая круглые костяшки острыми.

Я положила руку Стасу на плечо, желая поддержать, и он ее не сбросил. Какое-то время мы молча простояли так. Должно быть, в голове он формулировал для матери поздравление, которое останется лишь между ними двумя. Я же была здесь только гостьей и старалась не мешать, размышляя, найду ли сама когда-нибудь силы приехать на могилу бабушки, – мне казалась странной идея говорить с мертвыми, которые никогда уже не смогут ответить. И все же, глядя на Стаса, я не видела ничего более естественного, чем его мысленный разговор с матерью, которую ему не довелось узнать. Как я слышала от кого-то, Алина умерла, подарив жизнь сыну, надеясь только увидеть хотя бы еще раз своего возлюбленного. Но тот не пришел проститься, как и позднее не стал воспитывать дитя.

В это мгновение я подумала, что легко могла оказаться на месте Стаса, если бы Костя не отыскал, куда Мария сбежала. Не зная ни отца, ни реальных мотивов разрыва родителей, я бы, скорее всего, ненавидела человека, который по какой-то причине решил бросить меня, даже не попробовав увидеть. Пусть я и не могла ощутить волну чувств, которые долгие годы преследовали Стаса, поставить себя на его место было нетрудно. Человек всегда тянется к корням, желая почувствовать родство с другими. Уменьшить одиночество, отыскав похожие тона эмоций на палитрах чужих жизней, и находить новые оттенки, подсвечивая дальнейший путь.