Книга Букет незабудок, страница 133 – Лили Мокашь

Я понимала, что Мария из лучших побуждений одобрила эксперименты доктора, видя, как обратная практика – вливание чего-то в мою кровь – медленно, но верно помогала жене Владимира и Нику повернуть вампирские процессы вспять. Если бы это помогало и мне, обостренный слух и зрение больше не возвращалисьбы. Пусть изменения редко напоминали о себе, списывать их на положительное влияние вампирского яда я не могла. Отец говорил, что мы, оборотни, постоянно скачем в своем ощущении мира, интенсивнее или слабее чувствуем в зависимости от фазы Луны. Однако эти странные мысли, а вместе с ними и желания, раньше ко мне не приходили. Разве должна я была хотеть человеческой плоти? Почувствуй я то же самое, скажем, к Виолетте, Стасу или Диане, то не удивилась бы, ведь они были природными врагами для того существа, кем я становилась. Но представлять, как сладко и мягко было мясо Татьяны… разве это не противоречит самой сути оборотничества? Мы должны защищать людей от других, а не питаться ими.

Как бы возвращение к нормальной человеческой жизни ни манило, продолжать экспериментировать с вампирским ядом было нельзя. Понимание риска, что я действительно сорвусь на того, кто даже пискнуть не успеет, заставляло леденеть кровь. Скорость, сила, реакция – в арсенале волка было все, чтобы прикончить жертву в два легких движения, и никто даже не успеет помешать. Нужно было поговорить с доктором, а следом и с матерью, когда немного остыну. Убеждать Костю вряд ли придется долго: он только обрадуется, если появится возможность держать меня от Владимира подальше. А вот реакцию самого доктора предсказать было сложно, почти невозможно. Вернувшись в квартиру и узнав, что Владимиру придется остаться в доме на всю ночь, я осмотрительно не стала затевать разговор о его исследованиях. Кто знает, быть может, почувствовав, что я не готова участвовать по собственной воле, Смирнов принялся бы действовать решительнее. Например, прокрался бы в мою комнату со шприцем в руке и улыбкой, больше похожей на оскал. Я не верила, что Владимир сфокусировался целиком и полностью на проблеме Ольги и экспериментах над Ником. Если изменения внутри меня дали доктору такой прорыв, кто мог быть уверен в том, что Владимир не примется искать лекарство для жены, продолжая менять меня?

Представив вновь картину со шприцем, я передернулась и твердо решила оставить попытки заснуть. Включила свет и принялась сверяться со списком домашних заданий. Алгебра по-прежнему ждала своего часа. Если какой предмет и давался мне нелегко, то им была именно алгебра. Но делать нечего, я пропустила довольно много занятий и теперь с трудомнаверстывала упущенное, думая совсем о других вещах. Хорошо бы снова проникнуться к учебе, пока есть время, и подтянуть оценки к концу четверти.

Учителя давали мне поблажку после больницы, сочувственно вздыхая, стоило пересечься в коридоре. Для них я была несчастной новенькой, которой на второй месяц обучения не повезло угодить в лапы лесного зверя. Стараниями отца и доктора Смирнова о произошедшем знал весь город, и все охотно верили. Но сочувствие людей – штука скоротечная. Пусть Ксертонь и была маленьким городом, но с момента моего приезда это было вторым громким событием, занимавшим умы горожан. Кто знает, когда произойдет третье? Через неделю, а быть может, и вовсе завтра? Гарантий, что у меня есть хоть сколько-то времени в запасе, не было, а значит, предстояло засучить рукава и хорошенько засесть за учебники, если я действительно все еще планировала поступить в Ксертоньский государственный институт.