Книга Умри со мной, страница 89 – Юлия Селиванова

– Я бы не хотел проверить, Рон. Поэтому – держим руки при себе, особенно ту, что с ключом.

Они снова замолчали и уже не говорили друг с другом до полной темноты.

…и если бы кто-то мог взглянуть на этот осенний дворик с высоты полета ночной совы, он непременно увидел бы темную фигуру, сжавшуюся у ворот дома Рона со стороны улицы. Вера лежала очень тихо, распластавшись на земле, пока эти двое разговаривали о таких странных вещах. Ей и правда сначала казалось, что они сумасшедшие. Но сразу двое? И таких удивительных красавцев, словно они сбежали с фотосессии в мужской журнал? Такую внешность не носят просто так. Вера как будто раздвоилась: одна ее часть кричала: «беги, это просто маньяки», а вторая… вторая верила.

…если врата Летополиса откроются живым, мертвые придутв мир.

Эти слова продолжали звучать в ушах Веры как хор.

И тогда она наконец обнимет Руни…

В холодные солнечные дни тени делаются резче.

Вентура превращается в городок, словно покрытый татуировками: темные линии несуществующего теневого мира, зеркального миру реальному, формируют карту. И возникает ощущение, что сквозь дома и парковые скамейки, сквозь изгороди и аптеки, сквозь пиццерии и даже сквозь уютную веранду «Барнис» прорастает что-то потустороннее. Другой, тонкий мир, пугающий, неживой, – точнее, с той странной долей жизни, которая только усиливает впечатление от смерти.

Рону всегда нравилась осень.

Она словно была с ним в одной «команде». Команде симпатичных «проводников». Словно давала лицензию на то, чтобы такие, как он (Рон подержал эту мысль в уме, словно льдинку на языке), такие, как он, парни грелись в лучах человеческого солнца… когда вокруг оживало умирание природы (оживание умирания Рон тоже покатал на языке, это его успокаивало). Таким, как он, хотелось тепла, – пусть это тепло было украденным и недолгим. Осень в Вентуре была лучшим временем года для Рона.

Сборы в школу еще никогда за все время не были такими трудными, Рон как будто распадался на части. Он принял душ, стараясь смыть с себя все ощущения прошлого вечера и ночи. Горячая вода на грани выносимого была лучшим средством от всех бед. Красивые с медным оттенком волосы закрутились в тугие кудри. Рон, обнаженный по пояс (его торс был перехвачен небольшим полотенцем в районе ягодиц), рассматривал себя в зеркале. Кудри его бесили, и это чувство слегка и приятно оттеняло грустный пафос осеннего утра.

– Да, мисс Элизабет Беннет, нет, мисс Элизабет Беннет, – Рон скорчил рожу зеркалу и хохотнул.

В душе скребли кошки: вчерашнее появление Веры, – очередное, – лишило его уверенности в том, что он контролирует ситуацию. Неужели эта женщина не успокоится? Вдруг фоном подступила мысль о Дине. Рон буквально не вспоминал о ней до этого момента, – Вера, Эйкен с его молниями и их с Эйкеном разговор после. Дина просто выпала из всех этих переживаний. Милая, добрая Дина. Рон причесал волосы пальцами, ненавидел расчески, и решил сварить себе кофе.

Мысль о том, что Эйкен, – пугающий древний Акен, – мог кого-то любить, показалась Рону травматичной. Он попытался разложить ее: Эйкен, безупречный страж, высший проводник, гораздо более опытный, чем Рон, открывался с неожиданной стороны, –он любил. Сомневаться в этом не было смысла: последний вопрос Эйкена про то, каково Рону навещать Агату в Летополисе, говорил сам за себя. Эйкен спрашивал не просто так. Эйкен знал, что однажды он повторит путь Рона, и поэтому аккуратно – насколько он вообще мог быть аккуратным – спрашивал, как это. Как это будет.