Книга Страх падения, страница 177 – Сайрита Дженнингс

— Хорошо... давай на это посмотрим.

Ага. Лохушка. Стошестидесятивосьмисантиметровая лохушка с длинной белой палочкой и в целлофановой обертке. Возможно, с вишневым вкусом.

Анжела открыла большую, дизайнерскую сумку, висящую на ее плече, и показала мне стеклянную банку с крышкой. Внутри нее был кусочек бумаги. Я взяла ее в руки и, не дрогнув, осмотрела.

— Видишь, — отметила Анжела, хотя я почти не слышала ее голос за стуком своего грохочущего сердца. — Непонятно, да? Кто дарит кому-либо банку? Итак... ты собираешься читать записку?

Я собиралась? А нужно ли?

— Не знаю, — прошептала я.

Это была правда. Я должна быть честной с самой собой и с другими в своих чувствах. Это условие было частью моей терапии.

— Не жди слишком долго, собираясь с мыслями. Он уезжает.

Моя голова дернулась так резко, что я ощутила, как загремел мой отремонтированный череп.

— Уезжает?

— Да. Он улетает. Куда-то в Австралию или типа того. На самом деле сегодня ночью его прощальная вечеринка, где будут выступать «Анжел Даст». Я спросила его, хочет ли он, чтобы я тебя пригласила...

— И?

— Извини, Кам, — посмотрев с сочувствием, ответила она.

Ей больше ничего не надо было говорить. Блейн покончил со мной. Он не хотел, чтобы я там была.

Я кивнула, все поняв и сделав определенные выводы. Этот разговор был окончен точно так же, как и Блейн покончил со мной.

— Хорошо... мне пора бежать.

Анжела поднялась на ноги и поцеловала меня в макушку. А я просто сидела, все еще глядя на ту банку, не в силах признать остальное.

Анжела почти дошла до выхода из кухни, но снова обратилась ко мне.

— Кам? Можешь оказать мне услугу?

Я заставила себя посмотреть на нее, хотя мои глаза словно заволокло пеленой.

— Конечно.

— Что бы ни было в этой банке, обещай, что не станешь этого бояться. Это всего лишь кусочек бумаги. И он не сможет отнять у тебя то, чего ты добилась за последние несколько месяцев. Это не изменит того, кто ты есть.

Я просидела в тишине несколько мгновений, а затем кивнула.

— Обещаю.

Я солгала.

Было слишком поздно. Я уже была в ужасе.

«Ками, я писал это письмо у себя в голове миллионы раз. Дерьмо, я набрасывал его так часто, что начал чувствовать себя дискомфортно. Не помогло даже то, что я представлял тебя перед собой и рассказывал все это тебе. Все равно каждый раз я сминал лист и запускал его через всю комнату.

Правда состоит в том, что я не знаю, что сказать. Не знаю, как в полной мере объяснить то, что я чувствую прямо сейчас. Замешательство? Да. Огорчение? Черт, да. Боль? Большую, чем ты могла бы когда-либо познать.

Я знаю, что я эгоистичный ублюдок, раз ощущаю подобное. Знаю, у меня нет прав чувствовать боль, после всего, через что ты прошла. Но я чувствую. И ничего не могу с этим поделать. Прошло почти три недели, а все, о чем я могу думать — это о выражении твоего лица, когда я видел тебя в последний раз. Когда я тебя потерял. Поэтому, пожалуйста, ненавидь меня за это. Говори, что я зацикленный на себе придурок и мудак. Но не говори, что то, что было между нами — не настоящее. Не отбирай у меня хотя бы это. Потому что, Кам, для меня это было всем.

Да, я понимаю, что все кончено. И осознаю, что только так ты можешь излечиться. Но знай, что существование без тебя меня убивает. Оно, блядь, убивает меня каждую чертову секунду каждого чертового дня, когда я не могу тебя видеть. Или ощущать тебя в своих руках. Или слышать твой сладкий, тихо напевающий что-то голос. Малыш, я так скучаю по тебе и чувствую себя из-за этого отвратительно. Так, будто расставание со мной не сможет привести к твоему выздоровлению. Как будто это сделает все только хуже. А я этого хочу. Совершенно нет.