Книга Невидимые голоса, страница 64 – Саша Карин, Марина Козинаки, Евгения Некрасова, и др.

Телу не нужна вода, вода нужна призракам нашего прошлого.

Над пляжем есть небольшое плато, если смотреть издали, – спрятанное под крутым уступом скалы. Там растут колючий кустарник и пара мелких корявых деревьев, изогнутых под постоянно дующим с моря ветром.

Много лет это было летним палаточным лагерем. Диким, самоорганизованным, потому что плато никто не отводил под кемпинг. Походники часто спрашивалиу отдыхающих на пляже, как до него добраться, – стоянка не была отмечена на туристических картах.

Теперь стоять с палатками здесь запрещено – водоохранная зона. Хотя я слышала, что иногда кто-то разбивает на выходных палатку на пляже – своеобразный затянувшийся пикник, ночевка на берегу. Способ развеяться в локдаун. Что-то кардинально противоположное походной жизни.

На плато очень тихо, хотя море снизу волнуется. От прежней цивилизации остались плоские камни, выложенные на местах стоянок наподобие мозаичного пола, плетенный из жгута ловец снов с качающимися на ветру раковинами и пористым куриным богом, дощечка-указатель, прибитая к стволу дерева. На ней едва читается надпись, выведенная синей краской: «Джерело».^[7]

Я иду по нехоженой тропе к краю обрыва. Дорожка заканчивается тремя ступеньками, вытесанными в глине. Нижняя – осклизлая, с оливковым оттенком.

Обрезанная пластиковая бутылка воткнута в землю на уровне моей груди.

Проторукомойник.

Из горлышка больше не течет, только капает. И все равно вокруг, среди сухой травы, уложенной ветрами, как конская грива, это единственное место, где зеленеет какая-то гибкая поросль, стоит маленький полевой цвет, цепляются за крошащийся земляной отвес усики вьюна.

Ручей течет к морю, повторяя движение всех рек мира.

Его не станет, может быть, уже этим летом. А у него ведь даже не было названия.

Все, что я могу сделать, – дать ему свое имя.

Стана.

Все, что я могу, – отправиться по руслам сухих рек и перечислить их имена.

Вот, слушайте про мое путешествие.

Лименка. Сарысу. Су-Учхан. Танасу. Суук-Су. Эски-Юрт. Аджи-Бей. Карагач. Караджа. Альма. Боса. Чоргунь. Узунджа. Коккозка. Бельбек. Биюк-Узенбаш. Кучук-Узенбаш. Манаготра. Арманка. Бага. Курт-Каядере. Фурун-дере. Джавазла. Улу-Улзень. Курлюк-Су. Карагач-дере. Арандумит. Ти-Дере. Юркин-баштан. Хопхал. Байдар. Тарамыш-Озен. Курукчу-Чокрак. Ташкутер-Узень. Топшанар. Илячка-Дере. Ховалых.

Стана.

Пролог

Голос велит мне оставаться на месте, и я встаю. И все встают, копошатся, перешептываются, я встаю, чтобы не казаться лучше остальных. Самолетов было бесчисленно. Этот приземлился на тринадцать минут раньше. В салоне душно, пахнет нагретой синтетической тканью и пылью. Я жду положенные тринадцать минут и чувствую еле заметную дрожь в пальцах.

Я покидаю свой дом и возвращаюсь домой.

Почему его назвали воздушным коридором.

Я иду по узкому проходу и попадаю в надмирное пространство.

Я поворачиваюсь к отражению и вижу себя пятнадцатилетнюю. Здесь всё из стекла и витражей; если смотреть долго, перед глазами возникнет маленькое сиреневое пятнышко. Сквозь стекло солнце жестоко.

У убитого ладонь пробита пулей, будто умирал он в отчаянном жесте защиты.

Я прикрываю глаза рукой в таком же жесте. Здесь особенный свет – он делает все ненастоящим, как во сне или в видеоигре. Самыми зимними здешними вечерами у меня было вечное лето в экране старенького компьютера. Мне все хотелось больше, но было стыдно спрашивать у продавцов в киосках игры для Pentium 2. Сейчас мое вечное лето здесь.