Онлайн книга «Почти 15 лет»
|
Слaвa [82] Больше всего ему не нравилась концепция угнетения, которая неизбежно присутствовала во всех кавказских танцах: мужчина, изображая горделивого орла, покоряет скромную и податливую девушку. Слава уже вторую неделю смотрел на сфотографированную рекламную афишу, не решаясь записаться даже на пробные уроки: ну, разве это правильно, поддерживать сексистские направления в искусстве? Внимательно изучив все варианты, он остановился на аварской лезгинке — в интернете писали, что это единственный вид кавказского танца, где девушке «позволяется делать такие же резкие и ритмичные движения, как и мужчине». «Позволяется…» — с отвращением думал Слава, и уголок рта у него брезгливо дергался. Но если он решил всё делать наоборот — выплескивать из себя агрессию и грубую силу через нарочито маскулинные занятия, — то не всё ли равно, если он при этом соприкоснется с сексизмом? Это как будто неизбежно во всём, что касается маскулинности. «Или мне лучше пойти на вог…» — рассуждал он в переписке со Львом в их третью ночь разлуки, которая почему-то казалась тоскливей целых месяцев их расставания. Лев отвечал не часто, всего несколько раз в день, когда удавалось поймать связь. Но тогда ответил сразу: «Нет, на вог пойду я» Слава рассмеялся в подушку от этого ответа: может, поэтому теперь тоска казалась невыносимей. По такому Льву сердце ныло гораздо сильнее. «Ты просто не вкладывай в это чужие смыслы, — написал он следом. — Вложи что-то своё, что-то близкое для себя. И танцуй» Слава, прохныкав, прижал телефон к груди и, поворачиваясь на бок, представил, как обнимает его. «Лев…», — с нежностью подумал он при этом. Закрыв глаза, быстро провалился в сон, так и оставив последнее сообщение супруга без ответа. В просторном танцевальном зале пахло деревянным полом и свежевыкрашенными стенами. Слава бесшумно ступал по паркету, одетый в черную футболку, черные спортивные штаны, черные чешки. Всё черное — ему сказали, так принято. Все носят черную форму, даже в женской группе. Слава чуть не взбрыкнул, когда выслушал эти правила по телефону: «А я хочу одеться так, как хочу!», но сам же себя и присмирил: кажется, иногда он переходит границы. Это ведь как в той пословице: чужой монастырь, чужие правила… У станков напротив зеркал стояли несколькомужчин кавказской внешности, они встречали Славу оценивающими взглядами и неясными улыбками («Усмешками? — думал Слава. — Или правда улыбаются?»). Он чувствовал в теле напряжение, как от готовности бежать или драться, а в челюсти — ноющую усталость от долгого сжимания зубов. У него были сережки в ушах, небольшие гвоздики-смайлы с улыбками на желтых лицах — самое нейтральное, что у него было. Может, было бы правильней не надевать их вообще, но всё внутри Славы бунтовало против этой опасливости — прятать себя? Ага, щас… Да даже если придется драться с десятью кавказцами сразу за право быть собой — он будет драться. Когда он сказал это Крису, тот заметил: «Как много в вас желания подраться…» Слава заспорил, что не имеет таких желаний вообще, но тот продолжал: «Возмущение черной танцевальной формой, желание накраситься перед группой кавказских танцоров… Вы действительно так сильно хотите танцевать лезгинку в розовом кроп-топе со стразами на щеках?» Было ясно, на что он намекает: на провокацию. Мол, Слава провокатор, раззадоривает бедных брутальных мужчин начистить ему крашеное личико. Если бы Крис не был психологом из канадского квир-центра, Слава назвал бы его зашоренным придурком: разве не очевидно, что люди должны перестать бить других людей, а не он должен перестать делать со своей внешностью милые и безобидные вещи? |