Книга Почти 15 лет, страница 249 – Микита Франко

Всё дальнейшее случилось только поэтому.

Когда он об этом узнал, всё уже было готово.

Он выгладил постельное белье (думая при этом: «Как извращенец»), застелил кровати, наполнил вазочку ореховым печеньем (что-то из Ваниного рациона), положил в буфет три вида шоколадок, посмотрел на время — меньше часа! — и подумал, что ещё успеет привести в порядок себя.

Правда, в ванной, у зеркала, он засомневался: а что Лев посчитает «порядком»?

Ему правда понравится, если Слава накрасится, или он только сделает вид, что ему нравится? Мысль, что Лев разозлится и скажет: «Смой с себя эту гадость» больше не приходила в голову, было сложно вообразить, что он может такое произнести (странно, что когда-то мог), но Слава всё ещё не улавливал баланса в его переменах: где правда, а где притворство? Не то притворство манипулятора, какое водилось раньше за Львом, а притворство вежливости, притворство, которое говорит: «Ты очень красивый», вместо: «Мне это не нравится».

И что же думает этот Лев, меняющийся и приходящий к осознанию, на самом деле?

Потом вдруг: а какая разница?

Слава вспомнил, почему вообще делает это: для себя. Ему нравится, как на нём выглядит макияж, и он не должен ни с кем сверяться мнениями по этому поводу, даже с супругом. Если Льву не нравится — ничего страшного, потерпит. Сам виноват, что выбрал себе такого мужа, надо было раньше думать.

И со спокойной совестью он вытащил из косметички консилер, желтые тени, белую тушь и блестки. Когда заиграла Another One Bites The Dust, был уже на завершающем этапе — заканчивал наносить тени. От неожиданного звонка он вздрогнул, и с опаской оглянулся на стиральную машину, где оставил мобильник. Мики. От нехороших предчувствий затошнило: Слава не смог придумать ни одной вразумительной причины звонить теперь, на подъезде к городу. Что-то случилось.

«Не хочу брать, — подумал он. — Хочу остаться в этих секундах до».

Замерев, он сверху-вниз смотрел, как телефон, вибрируя, едет по гладкой поверхности машинки — вот-вот упадёт. Он не выдержал. Представил, как Мики один на один со случившимся несчастьем, и сдался — хорошие отцы всегда берут трубки.

— Алло.

И правда наступила.

Всё, что он делал после, всплывало в памяти неясным туманом: автоматические действия, которые он не контролировал. Смыть косметику, переодетьсяв джинсы и безликую футболку, вызвать такси, добраться до больницы — он делал это, не задумываясь, словно чуть оглушенный, и в то же время удивительно собранный. Потом, когда всё закончилось, когда он прошел через больничный ад, как через минное поле, где одна ошибка могла стоить ему детей, а другая — мужа, он поражался себе: откуда только взялись силы?

Вечером они его покинули. Он так и не увидел Льва. Он получил микродозу мнимого успокоения — он не в реанимации, он в стабильном состоянии, он будет жить, — но словно не мог поверить в это, не убедившись своими глазами. Завтра. Они сказали, можно завтра. Но как самому дожить до этого завтра и не сойти с ума от тревоги?

Он заполнял оставшийся день делами: съездил на спецстоянку, хотел разобраться с машиной, но увидев вмявшуюся в салон дверь с той стороны, где сидел Лев, ему стало дурно. «Не представляй, — умолял он себя. — Не надо…». Но уже всё представил.

Он старался концентрироваться на хорошем: дети с ним, они в порядке, они целы и невредимы, как Лев и обещал. «Но сам Лев чуть не умер», — вторили плаксивые, будто чужие мысли, которые Слава совсем не хотел думать, но водоворот переживаний снова утягивал за собой.