Книга Джошуа, страница 7 – Микита Франко

«Чё кого, пацаны, я слышал, у вас тут один кент пропал?»

Это нормально? Подростки так разговаривают? Нужно ли мне написать ему готовые реплики или он сам их придумает?

Не знаю. Я ничего не понимаю в детях. Я только хочу их защитить.

Вета изгибается подо мной и кончает. Я, кажется, не в настроении.

Перекатываюсь на спину, продолжая гнаться в своей голове за ним. Если я найду его жертву, как убедить родителей подпустить меня к мальчику? Мне нужно его расспросить. Я хочу знать, как он теперь выглядит и где живет. Я думаю о Грише. Можно ли внедрить ребенка в дружбу? Наверное, это слишком сложно.

Слышу голос Веты:

— Ты в порядке?

Киваю.

— Да.

Она некоторое время молчит, прежде чем снова спросить:

— А ты меня любишь?

— Да.

Люблю, как она смеется, как она смотрит, прищурив один глаз, как улыбается — скромно, чтобы не показывать брекеты. Тогда в уголках губ появляются две складки, как будто нарисованные. Я люблю эти складки.

— Тогда… — я чувствую, что она сейчас снова заведет этот разговор, — почему у нас такие странные отношения? У нас вообще… отношения?

— Ну да…

— Я тебя редко вижу.

— Ты же знаешь, моя работа…

— Твоя работа захватила всю твою жизнь.

Я сажусь на постели, тру лицо ладонями, мне заранее скучно от всего, что она собирается сказать. Мы обсуждали это много раз.

— Ты выбрала сложного парня, — я оборачиваюсь на неё. В свете прикроватной лампы её смуглое тело приобретаетзолотистый отблеск, и мне становится жаль, что я так редко могу видеть её обнаженной. — Я тебя предупреждал.

Она не отвечает, потому что знает: это правда.

Я поднимаюсь, начинаю одеваться. Не могу остаться на ночь: утром я должен проснуться в другом месте. Мне не хочется, но я должен — это правила нормальной жизни.

Продевая голову в ворот футболки, объясняю Вете:

— На телефоне нужно будет включить диктофон, а сам телефон примотать к телу. Только не используй скотч или типа того, он сдирает кожу.

— Поняла, — бесцветно откликается Вета.

Мне не нравится её тон, я хочу уверенности.

— Ты точно мне поможешь? От этого зависят жизни детей.

— Точно, — она говорит тверже.

Только тогда я начинаю успокаиваться. В моём деле нельзя действовать вполовину: если собрался кого-то грохнуть, тело придется закапывать полностью. Или так, или никак.

А я всерьёз намерен его убить.

Силиконовый шарик едва помещается в моём рту, я трогаю его языком, чтобы найти удобное положение. Зажимаю зубами, чувствуя, как остаются следы на поверхности. Кожаный ремешок, огибая мои скулы, плотно застёгивается на затылке.

Запястья, сложенные за спиной, затягивает красная атласная лента, и я чувствую в теле приятную обездвиженность. Ноги свободны, и я, упираясь коленями в матрас, расставляю их в стороны. Твердая ладонь давит на поясницу, вынуждая по-кошачьи выгнуться и лечь щекой на подушку, я бесстыдно подставляю ему задницу, стараясь не думать, как выгляжу со стороны.

Я ничего не вижу — у меня завязаны глаза, — и неизвестность пробуждает во мне еще больше желания. Чем дольше он возится там, сзади, щелкает тюбиком смазки, шуршит упаковкой презерватива, тем разгоряченней себя чувствую. Хочу сказать что-нибудь грязное — войди в меня, возьми меня — но язык упирается в кляп, и по подбородку тонкой струйкой течет слюна.

Когда он оказывается во мне, я сжимаюсь от удовольствия, и наконец-то чувствую себя безопасно.