Книга И приведут дороги, страница 159 – Наталья Способина

– А где Олег? – снова попыталась я наладить диалог, понимая, что готова на все, лишь бы увидеть Альгидраса, потому что я не справлюсь одна.

– Не знаю, – ответила Добронега. – С воинами, верно. Княжич просил никому не сказывать о том, что в дороге было.

Казалось, общая тайна должна была ослабить напряжение, но это не помогло.

В этот момент дверь отворилась, и в покои вошла та самая девочка, которая не говорила. Она поставила на стол поднос, поклонилась Добронеге и выбежала из комнаты. Я проследила за ней взглядом, потом тупо уставилась на принесенный ею завтрак. Здесь были вареные яйца, свежеиспеченный хлеб, масло и, вероятно, какая-то каша – во всяком случае, что-то белое лежало в глиняных тарелках.

Посмотрев на подошедшую к столу Добронегу, я осознала, что за эти месяцы привыкла к тому, что она относится ко мне как мама. Сейчас все было иначе. Она смотрела на меня как на чужого человека.

– Да что случилось? – не выдержала я, чувствуя, как непрошеныеслезы начинают течь по лицу.

Я понимала, что только все усугубляю, но остановиться уже не могла. Недосягаемый, как звезды, Альгидрас существовал сейчас где-то в параллельной вселенной, населенной мужчинами, которым не было никакого дела до женских слез, я же стояла в княжеском тереме, напротив женщины, во взгляде которой не было и тени привычной нежности – лишь недоверие и настороженность. Я закрыла лицо руками, ожидая обличительной речи, злых слов, обвинений, но никак не того, что Добронега вдруг подойдет, сожмет мои плечи, а потом притянет к себе.

– Девочка, девочка, – произнесла она, и я почувствовала, как она качает головой.

А потом теплая рука коснулась моих волос, и я разрыдалась еще сильнее.

В комнату снова заглянула девочка, и я резко отпрянула от матери Радима. Та поправила кику, улыбнулась девочке и сказала ей зайти позже. Моим надеждам на то, что ситуация прояснится, не суждено было сбыться. Добронега молча села за стол и указала мне на место напротив. Я послушно опустилась на лавку и придвинула к себе миску. Есть не хотелось, но сидеть просто так было невозможно. Добронега ела, не поднимая головы. Я последовала ее примеру, окончательно уверившись, что что-то произошло, и не имея никакой возможности выяснить, что именно. Мать Радима больше не смотрела в мою сторону, но я откуда-то знала, что ей сейчас ничуть не лучше, чем мне.

После завтрака немая девочка унесла посуду, а потом вернулась и осталась у нас почти на целый день – Добронега учила ее плести кружево. Мать Радима будто не хотела быть со мной наедине. Мне же не оставалось ничего другого, кроме как взять прихваченное с собой в дорогу вышивание и устроиться на большом сундуке, поставив на подоконник лампу. Я слушала дождь за окном и думала о том, что все бы отдала сейчас за возможность выйти из натопленных покоев и уйти куда глаза глядят. Но здравый смысл заставил меня вдеть нитку в иголку и заняться привычным в этом мире женским занятием.

Раньше мне казалось, что я никогда не смогу повторить аккуратные стежки Всемилы, но, вероятно, вышивание было моим тайным призванием. Стежки ложились ровно, один к другому, и на желтоватой ткани постепенно появлялось крыло бабочки. Наверное, я не смогла бы придумать узор от начала до конца, как удавалось Всемиле, хотя, возможно, я просто не пробовала, но зеркальноотображать уже существующую половину узора получалось неплохо. Добронега то и дело бросала странные взгляды… не на меня, а на пяльцы в моих руках. Словно ее удивляло то, что я делала.