Книга И приведут дороги, страница 45 – Наталья Способина

Я невольно втянула голову в плечи, хотя ничего плохого не сделала. Впрочем, память тут же некстати подсунула воспоминание о горячей гладкой коже под моими пальцами. Мысль о прикосновении, которое даже самый строгий цензор посчитал бы целомудренным, заставила кровь прилить к щекам. Я с ужасом поняла, что моя реакция выдает меня с головой, но ничего поделать с этим не могла.

– Прости, – выдавила я. – Этого больше не будет. И… не было там ничего. Миролюб просто попросил сходить с ним к Олегу – он дороги не знал.

– А покраснела отчего? – не сводя с меня глаз, спросила Добронега.

– Не знаю, – пробормотала я. – Просто ты так это сказала: с мужчинами по дворам, да запирается… Мужчины там не в том состоянии и настроении были, чтобы по комнатам запираться, – закончила я, запоздало осознавая, что в моем тоне звучит вызов.

– Понимала бы что! – Таких властных ноток в голосе обычно мягкой Добронеги я до сих пор не слышала. – Ты хоть понимаешь, что пока ты тут думаешь, будто ими двумя крутишь, это они тобой крутят, как им нужно?

– Что? – Я тоже отодвинула тарелку. – Да о чем ты? Кто мной крутит?

– Еще раз тебе повторяю, не запомнишь мои слова – беду накличешь, так и знай: Миролюб – княжич. В скором времени он место Любима займет. И коль ты думаешь, что он голову от тебя потерял, так сразу с небес спускайся! Правители головы от женщин не теряют! Не могут они себе того позволить.

– То-то я смотрю, Любим от тебя голову не потерял! – не выдержала я.

Мать Радима отшатнулась, точно я ее ударила, а я запоздало прикусила язык. Что теперь будет?

– Мне себя упрекнуть не в чем, дочка, – тихо, но четко проговорила Добронега. – Я Любиму ни одним взглядом думать не дала, что по нраву он мне. Впрочем, коль не была бы такой гордой, глядишь, отец бы до сих пор жив был и не пришлось бы Радимушке против князя стоять, – вдруг добавила она и подняласьиз-за стола, тяжело опираясь на столешницу.

– Прости, – пробормотала я, не зная, как исправить случившееся. – Прости. Я не должна была…

– Не должна, Всемила! – Добронега в упор посмотрела на меня. – Ты много чего не должна – и забываешь об этом. Дома сиди, покуда Радим иначе не решит!

С этими словами она забрала свою миску и вышла в сени, где громко позвала котов – не иначе выплеснула им свой завтрак. А потом, судя по хлопнувшей двери и последовавшему за ней звяканью цепи во дворе, мать Радима и вовсе ушла.

Я некоторое время размешивала кашу, надеясь, что механические движения меня успокоят. Однако это не помогло, и я резко оттолкнула миску прочь. Каша выплеснулась через край, и сквозь щели между неплотно пригнанных досок закапало на пол. Закрыв лицо руками, я наконец разрыдалась. Я рыдала до судорожных спазмов в груди, до головной боли. Если бы только можно было выплакать это чувство безысходности и беспомощности! Что мне делать? Что я здесь могу? Кому мне верить? Я никому на самом деле не нужна. Им нужна Всемила. Это ее они любят и прощают, несмотря ни на что. Впрочем, даже у этого всепрощения есть предел. И вот теперь я под домашним арестом. А что было бы, узнай они, что я – не она? В этот миг мне до боли в груди захотелось домой. К маме. Чтобы она обняла и сказала, что все это глупости, что все наладится. Только вот в моих мыслях мама почему-то говорила голосом Добронеги те самые слова, которые мать Радима иногда повторяла мне здесь: «Все наладится, дочка, все будет хорошо».