Книга Демон в подарок, страница 48 – Евгения Оул

Он появился в воронке разрушений — Зефирос. Ткань мира вокруг него искрилась, словно на нём была надета вся энергия поместья. Его взгляд сначала был пуст, потом — пойманный светом, наконец — нашёл меня. Я увидела в нём миллионы лет ожидания; в его глазах вспыхнула свобода и — мгновенно рядом с ней — ужасная, горькая жалость.

Он не двинулся к Райнарду. Он не рвал его на части. Словно тот даже не заслуживал его внимания. Первым его движением было — ко мне. Лёгким, как ветер, и в то же время — как падение звезды. Я думала, что мне станет тепло от того шага, но вместо этого мир затянуло звенящим холодом: энергия, которая вошла в него, просила платы.

Он опустился на колени рядом, но не смог скрыть от себя то, что увидел: моё тело бледело, мои пальцы были уже не совсем мои. Я ощутила, как что-то в моих висках расползается и угасает — не боль, а растворение привычных границ.

Его лицо исказилось сначала звериной яростью, затем — невыносимой скорбью. В одно мгновение он был и тигром, и матерью, и божеством, и рабом. Он взял меня в руки так, как держат то, что дорого до самоотвержения — бережно, будто держал последнюю струну дома.

— Софи… — проговорил он так тихо, что даже развевшаяся пыль, казалось, замерла, чтобы услышать. И в этом «Софи» было столько всего — вина, благодарность,любовь, и тоска по возможному будущему.

Его пальцы касались моих, и там, где они прикоснулись, на коже взошёл слабый свет. Он опустил лицо ко мне, дышал так, будто пытался вдохнуть обратно мою жизнь. Его губы коснулись моего лба — не поцелуй, а зарубка, оставляющая след.

— Я вернулся, — слышала я, как будто издалека. — Я сделал это.

Он не рвался мстить. Его ярость взрывалась в воздухе как пожар, но не на Райнарда; она была направлена к миру, к тем, кто заключил его в цепи. Он поднялся, и сила вокруг него стала плотной, как броня. Далеко, в разрыве, откуда пришёл свет, я увидела силу — его родных — как тени, шагнувшие в мир, чувствуя свободу, будто узнавали место, где им можно встать. Но он — тот, кто пришёл ко мне — задержался. Его подбородок дрожал.

— Ты… — проговорил он медленно, голос ломался, — ты отдала всё.

Я хотела что-то ответить, но голос не находил слов. Было странно — в груди жгло не только боль, но и чувство выполненного долга, тяжёлое, сладкое, как сталь.

Он прижал меня ближе, и я на миг почувствовала, как в его жилах пульсирует то, что было отнято у него долгими годами. Эта сила не вернулась полностью и не была без следа: она была дорога и горька одновременно.

Зефирос закрыл глаза, и вдруг мир вибрировал иначе: его глаза наполнились таким ярким светом, что руины вокруг казались цветами, распускающимися в снегу. Он говорил — не словами, а излучением — и та часть поместья, что ещё держалась, начала успокаиваться.

Он наклонился так близко, что я уловила его запах — теперь он был не только сладким, но и острым, как металлическая пряность. И в тот миг его губы прошептали одно короткое обещание, и в нём слышалось всё:

— Я найду путь. Я верну тебя.

Это было не клятвенное заявление. Это был гром.

Потом он поднялся. Его движения были резки, как удар молота. Он обернулся и направил свой гнев в сторону, где висел в воздухе Райнард. То, что последовало дальше — было смешением стихии и правосудия. Я не помню точно, как по полу полетели осколки; помню только, как тепло от его магии разлеталось, как ветер, сметая всё, что оставалось от той власти, что так долго держала птичью клетку.