Книга Оттенок ночи, страница 117 – Кэтрин Диан

Её ужаснуло зрелище их схватки. Яннек, возможно, и ослаблен, если верить подслушанным ею словам, но Лука тяжело ранен.

Ей ненавистно было оставлять его в таком состоянии. Она всегда ненавидела оставлять его, но это было особенно ужасно, когда он истекал кровью и испытывал боль. Но она не могла допустить, чтобы он отвлекался на неё и её намерения, беспокоился об её безопасности. Она также не могла допустить, чтобыон предупредил Рена об её присутствии.

И Рен, слава Идайосу, был сосредоточен на своей заложнице и драке.

Это было невероятное и ужасающее проявление насилия.

Только ассасины Ордена, обученные справляться с болью, могли сражаться так, как они, практически не показывая слабины. Лука вскочил на ноги, пригибаясь и извиваясь, как будто пуля не пробила ему брюшную полость менее тридцати минут назад, как будто его плечо не было разорвано на куски свинцом. Яннек двигался со всей быстротой вампира с многовековой историей, который все эти долгие годы оттачивал своё мастерство владения клинками.

Талия соскользнула с выступа, проклиная твёрдый снег и молясь, чтобы Рен не услышал тихий хруст. Она не могла выстрелить в него. Если бы его палец дёрнулся в момент смерти, он мог бы убить мать Луки — и, Боже, как Лука мог простить её за это? Как она могла простить себя?

Это должен быть клинок. Это должны быть скорость, тишина и точность.

На другом конце крыши Лука ударил отца по спине, и Яннек, развернувшись, нанёс удар Луке в грудь.

Талия медленно выдохнула… и перенеслась призраком.

Рен не заметил, как она приблизилась, но он определённо почувствовал, как она ударом подкинула его руку выше. Пистолет выстрелил, и Талия полоснула ножом прямо по его горлу. Кровь брызнула ей в лицо.

Схватившись за рассечённое горло, Рен упал на покрытую коркой льда крышу. Он хрипел и выдыхал последние остатки своей жизни, в его глазах жил шок.

Талия не ощутила ни удовлетворения, ни чувства справедливости. Она испытала только облегчение.

— Идайос! — вскрикнула Исандра, лёжа на спине.

На другом конце крыши Лука выбил у Яннека из рук одну из шив, а Яннек вонзил другую в живот Луки.

Талия закричала.

Но Лука смирился с этим уроном и даже подстроил всё так, чтобы его собственная шива оказалась там, где он хотел.

Это было ужасное зрелище: отец с клинком, вонзённым в живот сына, сын с клинком, приставленным к горлу отца.

Несмотря на всю боль, которую Талия испытала, потеряв свою семью, она, по крайней мере, могла просто оплакивать их. Они не причинили ей вреда. Они не использовали её. Они только любили её.

Но, несмотря на то, что Яннек этого заслуживал, что станет с Лукой, если он убьёт своего отца и всю оставшуюся жизнь будет помнить об этом?

Были и другиеаспекты, более практические.

— Лука, — позвала Талия, медленно приближаясь к нему. — Остановись.

— Талия, — в его глазах светилась боль, выражение лица было грубым. Всё притворное безразличие исчезло. — Ты не сказала мне. Ты так и не сказала мне, что он с тобой сделал.

— Лука, пожалуйста, не убивай его.

Струйка крови стекала по шее Яннека из-под лезвия Луки.

— Он использовал тебя! Он бы позволил тебе умереть! И он знал! Он знал, что я связан с тобой. Он знал!

По щекам Талии потекли слёзы.

— Я знаю, любовь моя. Я знаю.

— Если ты убьёшь меня, Орден придёт за тобой, — сказал Яннек. — И за ней.