Книга Друг твоего разума, страница 13 – Швепса

— Я не спорю, она очень помогла нам в Австралии. Но ты не думаешь, что она просто оказалась в нужное время и в нужномместе, а?! — он вновь повысил голос.

Гермиона коснулась двери, чувствуя, как по щекам стекали горячие слёзы. Она вновь пыталась дотянуться до родителей, но они отвергали её. Отвешивали звонкие оплеухи и прогоняли, не жалея.

— Сейчас же, когда ты рассказываешь ей о новых воспоминаниях, она так кривит лицо, будто на самом деле все это её ужасно раздражает. Но она всё равно продолжает настаивать, что она наша дочь! Это немыслимо! Она либо сумасшедшая, либо мошенница, я уверен.

Он продолжал что-то говорить, но Гермиона больше не могла вынести этого. Она скользнула кулаками по шершавому дереву и опустила руки. Будто сдавалась.

Шаг назад. Ещё и ещё.

А затем побежала, не видя ничего перед собой.

2 декабря 2000 г.

Вернувшись домой, Гермиона рухнула на ковёр в гостиной и лежала так несколько часов, молча глядя в потолок. Для истерики больше не оставалось сил, но слёзы всё продолжали течь, скользя из уголков глаз через виски и по ушной раковине. Всё лицо жгло от солёной влаги, а копчик саднило от жёсткого пола, но Гермионе было наплевать.

Ни в одной реальности она не могла представить, чтобы отец обвинял её в мошенничестве. Банально и так по-детски не понимала — как это возможно? Ненавидеть собственную дочь. Не признавать её.

И почему она оказалась именно в этой реальности? В этой беспощадной ловушке, самой ужасной из всех возможных.

После жестоких слов отца ей казалось, что в груди у неё была огромная дыра, которую уже никто не сможет залатать.

Гермиона нашла в себе силы подняться на ноги, только когда начало смеркаться. Её дом без зажжённого света выглядел ещё более уныло, чем обычно.

Гермиона была уверена, что арендует его только на месяц, а потому не занималась обстановкой, хотя жила здесь уже полтора года. Он был пустым и безликим. Серые стены, пошарпанный диван, что заменял ей кровать, и плед на нём в нелепый розовый цветочек. Ещё ковёр и старый дребезжащий холодильник со столом, уродство которого не могла скрыть даже ажурная белая скатерть, что купила Гермиона на распродаже.

На второй этаж она поднималась всего раз, когда ей показывали дом. А значит, он до сих пор был абсолютно безжизненным.

По гостиной тут и там были разбросаны книги и сумки с её небольшими пожитками, но в целом это жилище больше смахивало на временную лачугу бродяги. Кто-то мог бы сказать, что по такому дому невозможно охарактеризовать хозяина, то тут Гермиона бы поспорила. Такой хаос и одновременно с этим пустота — это и есть она. Во всей красе.

Открыв холодильник, она в два глотка прикончила молочный коктейль из коробочки и почти насильно впихнула в себя печенье со стола. На секунду задумалась о том, что, возможно, пора бы заняться ремонтом или хотя бы прикупить новогодних украшений, раз возвращение к родителям ей не светит, но, тут же ощутив смертельную усталость при мысли об этих бесполезных занятиях, махнула рукой на тщетные затеи.

После щелчка переключателя одиноко висящая на проводе лампочка, чуть помигав, всё-таки зажглась.Гермиона села за книги, не зная, чем ещё себя занять, чтобы не впасть в очередную истерику, но каждая прочтённая строчка о потери памяти отчего-то возвращала её к рассуждениям Малфоя о разуме. И особенно к его последним словам.