Онлайн книга «Жестокие игры»
Брайан продолжает меня прикрывать, так что я бросаюсь сквозь дым и становлюсь рядом со стулом Гэйба, прямо около его плеча. Я жду, когда он меня заметит; Томми Фальк — чертов заговорщик — сидит напротив Гэйба, и он уже видит меня и мило улыбается. Но Гэйб продолжает жестикулировать. — Гэйб! — окликаю его я. Я раздражена, как ребенок, стоящий рядом с отцом и пытающийся оторвать его от чтения газеты. Он оборачивается. Не скажу, чтобы у него стало виноватое лицо. Впрочем, об этом я сейчас вообще не думаю. Гэйб просто восклицает: — О, Пак! — Да, о Пак. — Слушай, я просто поверить не могу, что ты записалась на бега, — вмешивается Томми. Перед ним две пустые кружки, очевидно, поэтому слова у него сливаются, он произносит их без пауз, только легкое шипение отделяет одно от другого. — Видел тебя там в первый день. Вообще первая девушка! Всем утерла нос! — Нечего ее поощрять, — говорит Гэйб, но очень весело. От него попахивает алкоголем. — Ты пьян! — ужасаюсь я. Гэйб смотрит на Томми, потом снова на меня. — Не говори глупостей, Кэт. Всего одна кружка. — Папа не хотел, чтобы ты пил. И ты ему обещал, что не будешь! — Слушай, ты ведешь себя как истеричка. Какая же я истеричка? Чтобы продемонстрировать собственное спокойствие, я произношу нарочито тихо: — Мне нужно с тобой поговорить. — Хорошо. — Но он и не думает встать с места. По его позе я догадываюсь, что он отлично осознает: Томми наблюдает за нами, и старается выглядеть как можно умнее в глазах приятеля. Я чуть наклоняюсь и произношу одно слово: — Наедине. Больше всего меня задевает то, как он смотрит на меня после этого. Одна его бровь приподнимается, как будто он все еще считает, что я делаю из мухи слона. Потом Гэйб поднимает руку ладонью к потолку. — Вообще-то здесь неподходящее место для серьезных бесед. А подождать это не может? Я кладу руку на его ладонь и хватаю его за рубашку. — Нет. Больше не может. Нам нужно поговорить прямо сейчас. — Врежь ему, Пак! — говорит Томми, взмахивая кулаком. Я тут же переполняюсь презрением к Томми и его смазливой мордашке. Я даже не смотрю на него. Вместо того я тащу Гэйба к двери в самой дальней части паба. За ней скрывается крошечная уборная, в которой пахнет так, словно здесь недавно кого-то вырвало. Мне хочется получить несколько мгновений передышки, чтобы собраться с мыслями, как следует вспомнить, что именно я хотела сказать Гэйбу, но, похоже, все слова остались за только что захлопнувшейся дверью. — А здесь уютно, — заявляет Гэйб. Над раковиной висит зеркало размером с книгу, и я рада, что не вижу в нем себя. — Где ты пропадаешь? Гэйб смотрит на меня так, словно вопроса глупее и не придумать. — Работаю. — Работаешь? Круглые сутки? По ночам? Габриэль переступает с ноги на ногу, таращась в потолок. — Я не пропадаю по ночам. Ты именно об этом хотела поговорить? Конечно, не только об этом, но я не могу припомнить в точности остальное и начинаю кричать на него. Мысли у меня прыгают, они вывалились из головы и хрустят под ногами. Я лишь отчетливо помню свое желание дать Гэйбу в глаз, но тут вдруг самое главное возвращается в мою память. — Бенджамин Малверн приходил к нам на этой неделе. — Хм… — Хм! Он сказал, что собирается отобрать у нас дом! — А… — А! Почему ты нам ничего не сказал? — грозно вопрошаю я, продолжая цепляться за его руку. Я ненавижу себя за это. Но откуда мне знать, не сбежит ли он, если я его отпущу. — Да как бы я сказал? — отвечает Гэйб. Он выс обождает руку. — Финн тут же свихнулся бы окончательно и распереживался бы до смерти, а ты бы устроила истерику. — Я — нет! — рявкаю я. Впрочем, я не уверена, не начинается ли у меня истерика прямо сейчас. Все, что я сказала, вроде бы выглядит логично, вот только голос у меня срывается. — Но это очевидно. — Мы заслуживаем того, чтобы знать правду, Габриэль! — Да что в ней толку? Вы же оба все равно не можете раздобыть денег. И как ты думаешь, чем я занимаюсь все это время, все эти вечера? Стараюсь их раздобыть! — А потом уедешь. Брат смотрит на меня, и его улыбка наконец гаснет. Ее сменяет несчастное выражение. Точнее, на лице Гэйба нет теперь никакого выражения, только глаза прищурились, словно защищаясь от ветра, которого здесь нет. Я не могу воззвать к чувствам Гэйба, потому что не знаю, есть ли они у него вообще. — Человек только и может, что постараться, приложить усилия. Это я и делал. — Видно, плохо старался, — говорю я. Он выдергивает рукав рубашки из моих пальцев и открывает дверь. Шум и запахи паба врываются в лишенную воздуха комнатку. — Да вообще все плохо. Ничего не поделаешь. Гэйб захлопывает за собой дверь. Я решительно подавляю в себе печаль. Она даже не успела добраться до горла. Теперь все зависит только от меня. Вот до чего дело дошло. После ухода Гэйба я задерживаюсь в туалетной еще на несколько долгих минут, стою, прижавшись лбом к дверному косяку. Выйти сразу я не могу, поскольку Томми Фальк тут же начнет ухмыляться и отпускать глупые шуточки, и тогда я разревусь прямо на глазах у всех, а я совсем этого не желаю. Я знаю, Брайан Кэррол, скорее всего, так и ждет меня перед входом, и мне жаль, что он теряет время, — но не настолько жаль, чтобы поскорее выйти. Немного погодя я глубоко вздыхаю. Наверное, до этого момента мне казалось, что я как-то сумею убедить Гэйба не уезжать. Что он все-таки, взвесив все хорошенько, передумает. Но теперь его отъезд не вызывает сомнений. Он как будто уже одной ногой на палубе парома. Я выскальзываю из туалетной и обнаруживаю, что в нескольких футах от нее — задний выход из паба. Я мгновение-другое мечусь между двумя возможностями: то ли мне пройти через зал, мимо Гэйба и Томми Фалька, под взглядами множества мужчин, туда, где, наверное, все же ждет Брайан Кэррол, то ли выскочить через заднюю дверь в переулок и отправиться зализывать раны и дожидаться начала парада наездников. Но больше всего мне хочется поскорее добраться до дома, залезть в постель, накрыть голову подушкой и лежать так до декабря или даже до марта. Я могла бы съесть свой позор на обед, такой он густой и увесистый… Я открываю заднюю дверь и выхожу, оставив где-то позади Брайана Кэррола. |